Самый известный роман великолепного писателя, врача, публициста Юлия Крелина "Хирург", рассказывает о буднях заведующего отделением обычной районной больницы.
Доктор Мишкин, хирург от Бога, не гоняется за регалиями и карьерой, не ищет званий, его главная задача – спасение людей. От своей работы он получает удовлетворение и радость, но еще и горе и боль… Не всегда все удается так, как хочется, но всегда надо делать так, как можешь, работать в полную силу.
О нравственном и этическом выборе жизни обычного человека и пишет Крелин.
Прототипом главного героя был реальный человек, друг Ю. Крелина доктор Михаил Жадкевич. О нем рассказывается в книге – "Очень удачная жизнь".
Содержание:
Вместо предисловия 1
ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ 1
ЗАПИСЬ ВТОРАЯ 4
ЗАПИСЬ ТРЕТЬЯ 6
ЗАПИСЬ ЧЕТВЕРТАЯ 8
ЗАПИСЬ ПЯТАЯ 13
ЗАПИСЬ ШЕСТАЯ 16
ЗАПИСЬ СЕДЬМАЯ 19
ЗАПИСЬ ВОСЬМАЯ 21
ЗАПИСЬ ДЕВЯТАЯ 22
ЗАПИСЬ ДЕСЯТАЯ 24
ЗАПИСЬ ОДИННАДЦАТАЯ 26
ЗАПИСЬ ДВЕНАДЦАТАЯ 28
ЗАПИСЬ ТРИНАДЦАТАЯ 28
ЗАПИСЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 30
ЗАПИСЬ ПЯТНАДЦАТАЯ 31
ЗАПИСЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ 34
ЗАПИСЬ СЕМНАДЦАТАЯ 36
ЗАПИСЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ 36
ЗАПИСЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 40
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТАЯ 42
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 43
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 45
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 45
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 47
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ 48
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ 49
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 51
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 54
ЗАПИСЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 54
ЗАПИСЬ ТРИДЦАТАЯ 56
ЗАПИСЬ ПОСЛЕДНЯЯ 58
Юлий Крелин
Хирург
Вместо предисловия
Часто вспоминаю слова моего друга, хирурга и писателя Юлия Крелина (передаю по памяти, не буквально): "Когда я за операционным столом, и в руках моих жизнь одного-единственного человека, – будь тут внезапная война или конец света, и от меня будет зависеть спасение человечества ценой жизни вот этого моего больного – я не побегу спасать человечество этой ценой, потому что я ЗАНЯТ одним и не имею права его бросать – я останусь с ним, со СВОИМ больным, я продолжу СВОЮ работу, пока могу…"
Владимир Леви, психолог
Литературный герой, если это характер подлинный, продолжает жить и вне книги о нем; писатель, как Господь Бог, создал его из праха, из ничего, из мелькнувшей мысли, ощущения – и дальше у него начинается уже своя собственная жизнь.
У Крелина, среди множества очень любопытных людей, его книги населяющих, есть один самый удивительный – доктор Мишкин, хирург от Бога. Телевидение повторяет порой крелинский сериал о докторе Мишкине, героя там играет Ефремов. Хороший фильм, он и сегодня, спустя годы, живой. Но пусть простят меня поклонники покойного Ефремова, которого я тоже высоко ценю, не получился у него Мишкин таким, как написан он у Крелина. Там действительно удивительный характер – личность неожиданная, необычайно обаятельная. Я очень советую тем, кто эту книгу не читал и кому она попадется, прочесть ее – "Хронику одной больницы", толстый том, где несколько повестей, в каждой действует Мишкин, а в конце авторское послесловие, своеобразный комментарий к судьбе главного героя: Крелин рассказывает о прототипе героя, докторе Михаиле Жадкевиче.
Это написано с такой страстью, силой, любовью и яростью, там столько сказано о человеке, с которым Крелин работал вместе много лет, его ровеснике, о том, как он умирал, заболев тяжкой формой рака, причем сам Жадкевич такие именно случаи оперировал; и то, как все врачи больницы боролись за жизнь товарища; как ему неожиданно стало лучше, он даже вернулся к работе, стал оперировать, а потом вынужден был снова уйти домой и… Это, повторяю, написано с такой силой, любовью и яростью, такая в этом напряженность, азарт, подлинный драматизм, сложность человеческих отношений…
Думаю, если бы Крелин и не написал больше ничего, одного этого было бы достаточно, чтобы убедиться: Казакевич был прав, герой Крелина останется и будет жить в нашей литературе
Феликс Светов. Из предисловия к книге Ю. Крелина "Извивы памяти"
ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ
Доктора-хирурга Мишкина Евгения Львовича вызвали в горздравотдел по поводу жалобы на него. Сейчас будут обсуждать правильность действий его. Он несколько удивлен и озабочен, естественно. Пожалуй, даже обижен. Он сделал больше, чем мог, и вдруг… Почему и от кого жалоба? Сейчас будет все известно. А пока Мишкин Евгений Львович едет и перекачивает свое, возможно, праведное недоумение в не очень праведный гнев, почему-то направленный на комиссию горздрава.
Причем тут комиссия!
Приехал.
Маленькая комната. Около десяти человек, худых и полных, седых и лысых, с галстуками и без галстуков, с сигаретами и без них, сидят в разных местах комнаты, и за столами, и так, на стульях перед пустым местом. Вид почти у всех спокойный, даже благодушный. Здесь все без исключения хирурги.
Это и есть хирургическая комиссия горздравотдела, которая собирается здесь раз в неделю, для того чтобы разбирать жалобы трудящихся на те или иные неправильные, с точки зрения этих трудящихся, действия хирургов города. Это комиссия при главном хирурге города. Остальные хирурги города называют ее "черный трибунал".
Все разговаривают друг с другом, никто не обращает внимания на, так сказать, подследственного.
Наконец председательствующий, один из хирургов, сидящих за столом, постучал по нему зажигалкой.
Председатель. Ну, кажется, время. Да и ждать некого уже. Хватит манежить пострадавшего. Давайте начинать.
Один из членов комиссии, с большой нелысеющей и неседеющей шевелюрой, засмеялся:
– Если хотите, можно назвать его и пострадавшим, но сдается мне, что пострадавший не он, а вовсе… А?! – Громко хохочет. К нему присоединяется большинство присутствующих.
Председатель. Ну, пошутили, и будет. Назовем его обсуждаемым. Прошу вас, коллега. Вот вам текст жалобы. Инспектор, готовивший материал, заболел. Читайте сами, пожалуйста, вслух.
Мишкин. "Уважаемая редакция…"
Член комиссии толстый, с гладкой прической. А кому жалоба? Не нам?
Член комиссии с шевелюрой. А вы часто видите жалобы нам? Это всегда куда-то, а уж нам – откуда-то. Почему-то им сдается, что газета, партийные организации – это высшие медицинские инстанции. (Опять хохот.)
Член комиссии худой, с длинным лицом. Что зря говорить. Первый раз, что ли, пересылают нам жалобы оттуда. Читайте.
Мишкин. "Наш сослуживец, товарищ по работе, находился в больнице по поводу инфаркта сердца. Терапевты его вылечили и он должен был уже выписаться, и каково же было наше удивление, когда однажды придя в больницу, мы узнали, что наш работник был ночью разрезан хирургами, хотя он и находился в терапевтическом отделении без предварительного разговора с родственниками даже…"
Член комиссии с трубкой в зубах. Что вы читаете, как пономарь, без знаков препинания?
Мишкин. Я читаю, как написано.
Член комиссии с седой шевелюрой. Я помню, у нас в больнице пришлось тоже оперировать больного с инфарктом. У него вдруг старая язва желудка дала прободение. Все в порядке было, но на нас пожаловались: сказали, что это от лекарств. На терапевтов жаловались. Ну, им объяснили.
Член комиссии маленький и круглый. Мне тоже как-то пришлось оперировать инфарктного больного: желчный пузырь лопнул. Шутка ли! Все это было, правда, на глазах у родственников. Сами видели, какие боли, сами просили быстрее оперировать. Выздоровел мужик. Я вам скажу, что иногда, когда родственники ближе, нам бывает спокойнее.
Член комиссии самый старый. И все-таки, когда родственники не висят над душой, работать легче.
Маленький и круглый. О чем говорить? Конечно. Но скажу вам, что если их пускаешь каждый день, хоть они и лезут куда не надо все время, но спокойнее. И жалоб меньше, а это шутка ли!
Толстый с гладкой прической. Все эти жалобы лично меня не волнуют. Запишешь историю болезни как следует быть – все, бояться нечего.
Член комиссии с шевелюрой (захохотал). О! Главное в нашем деле, сдается мне, хорошо записать про то, как мы прекрасно все сделали.
Председатель. Шутки в сторону, товарищи. Читайте дальше. Зачем вы оперировали его? Что случилось?
Мишкин. Да мы… У него…
Самый старый. Читайте, читайте, все узнаем.