— Хорошо еще, что она всего лишь приехала в гости.
— Ты же понимаешь, что значит для девушки приехать в гости. Вдали от дома ей кажется, будто она во Франции, в Париже. В октябре она от нас съедет. Осталось всего ничего.
— Это как посмотреть, — выговорил отец, прикинув кое-что в уме. — Может, я до того времени не дотяну сто тридцать дней и сам от вас съеду — на кладбище. — Он вскочил со стула и в сердцах отшвырнул газету, которая белым шатром застыла на полу. — Честное слово, мамочка, сейчас я ей все выскажу.
Решительным шагом он направился к дверям гостиной и остановился, наблюдая за танцующей Марианной.
— Ля! — пропела она в такт музыке.
Кашлянув, отец ступил через порог.
— Марианна! — окликнул он.
— «Древняя черная магия…» — выводила Марианна. — Что-что?
Он следил за плавными движениями ее рук. Протанцевав мимо отца, она вдруг испепелила его взглядом.
— Мне надо с тобой поговорить. — Он поправил галстук.
— Да-дум-ди-ду-дум-ди-дум-ди-ду-дум, — распевала она.
— Ты меня слышишь? — сурово спросил отец.
— Он такой душка, — бросила она.
— Не спорю.
— Подумать только, он кланяется и распахивает передо мной двери, прямо как швейцар, и еще играет на трубе не хуже Гарри Джеймса, а сегодня утром привез мне букет ромашек!
— Допустим.
— У него голубые глаза, — Она воздела взор к потолку.
Отец не углядел там ничего примечательного.
А она все смотрела в потолок, где не было ни малейшей протечки, ни трещинки, и без остановки кружилась в танце, даже когда отец подошел совсем близко и со вздохом повторил:
— Марианна.
— В ресторанчике у реки мы ели омаров.
— Омары — понятное дело, но мы не хотим, чтобы ты переутомлялась, выбивалась из сил. Когда-нибудь — вот прямо завтра — останься дома, помоги тете Мэт подрубать салфеточки.
— Да, сэр. — Как во сне, она плыла по комнате, расправив крылья.
— Ты слышала, что тебе сказано? — вышел из себя отец.
— Да, — шепнула она. — О да, — И снова, не открывая глаз: — Да-да.
А потом под шуршанье юбок добавила:
— Дядюшка. — И запрокинула голову, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Так ты поможешь тете? — прокричал отец.
— …подрубать салфеточки, — промурлыкала она.
— Вот так-то! — Вернувшись в кухню, отец присел на стул и подобрал с пола газету. — Не кто-нибудь, а я поставил ее на место!
Тем не менее на следующее утро, не успев спустить ноги с кровати, он услышал оглушительные вопли автомобильного гудка, под которые Марианна сбежала вниз, на пару секунд задержалась в столовой, бросила что-то в рот, помедлила у дверей ванной, пока соображала, вырвет ее или нет, а потом хлопнула входной дверью — и колымага задребезжала по мостовой, унося вдаль фальшиво распевающую парочку.
Отец обхватил голову руками.
— С салфеточками надули-с, — пробормотал он.
— Ты о чем? — спросила мама.
— «Дулиз», — ответил отец. — Загляну-ка я в «Дулиз» с утра пораньше.
— «Дулиз» только в десять открывается.
— Тогда еще полежу, — решил отец и смежил веки.
Весь вечер и еще семь безумных вечеров подвесная скамья на открытой веранде выводила свою скрипучую песню: туда-сюда, туда-сюда. Гостиную оккупировал отец: видно было, как он с мстительным удовольствием затягивался десятицентовой сигарой и вишневый огонек освещал его неизбывно-трагическое лицо.