– Ты можешь быть уверен, Бронтой. Смотри, какого сына ты вырастил, – сказал Алтангэрэл, глядя с восхищением на Ялата.
– Давай выпьем за продолжение твоего славного рода и наше породнение – ведь в твоем сыне течет и наша найманская кровь, – сказал Алтангэрэл, поднимая пиалу, наполненную аракой[5]. Все присутствующие присоединились к этому тосту. Веселье продолжалось всю ночь с песнями и плясками на лугу. Только на рассвете семейство Бронтоя вернулось с празднества.
День рождения Алтангэрэла был их последним радостным событием. Через день нахмуренный Бронтой стал собираться в путь.
– Ты куда надумал идти? – спросила Туяа. В ее раскосых, широко раскрытых глазах застыла тревога.
– Мне нужно сходить домой, справиться о судьбе моего отца, он снится мне по ночам.
– Может быть, повременишь, Бронтой? Сейчас опасно – вдруг «красноперые» нелюди придут в село, – пыталась отговорить мужа Туяа.
Но Бронтой был неумолим.
– Не волнуйся. Я вернусь через три дня.
На следующее утро Бронтой отправился в опасный путь. Туяа по найманскому обычаю вышла из юрты с пиалой, наполненной кумысом. Она плеснула кобылье молоко на землю под ноги своему мужу, чтобы счастливым был его путь. Такова была древняя традиция. А традиции надо уважать, как старших, ибо они еще старше старших. И потом Туяа еще долго стояла, глядя в спину уходившему мужу, шепча шаманские заклинания от всех бед на его пути.
А Бронтой пошел обычным путем вместе с не отходившим от него верным псом Буяном. Еще в начале пути им дорогу перебежал белый заяц. Буян кинулся за ним, но заяц оказался ловчее. По старым кыпчакским поверьям встреча с белым зайцем на дороге считалась дурной приметой. В другой раз Бронтой вернулся бы назад, но сейчас он преодолел в себе все сомнения и колебания. Он был тверд в своем решении, и ничто не могло его теперь остановить.
Бронтой – последний герой
На пути принятия решений можно принять любое решение, но ни одно решение не решает всех вопросов.
Древнекитайское изречение
Со сложными чувствами ожидания, тревоги и радости вошел в свое родное село Бронтой. Редкие односельчане, встреченные на его пути, радостно приветствовали его, удивленно смотрели, но вопросов не задавали. Он подошел к своему дому, открыл массивную дубовую дверь и впустил первым рвущегося в нетерпении Буяна. Верный сторожевой пес обежал и обнюхал весь опустевший двор, поджав хвост, понуро подошел к хозяину и глянул на него грустными, по-собачьи преданными глазами.
– Что-то не так, Буян? – спросил Бронтой, поглаживая длинную бурую шерсть четвероногого друга. – Ты хорошо отдохнул и отъелся в гостях. Теперь мы дома, и тебе, дружок, придется занять свой сторожевой пост.
И Бронтой, подведя пса к его конуре, пристегнул к ошейнику длинную металлическую цепь. Он присел на крыльце, обводя рассеянным взглядом двор, пустой и тихий. Неожиданно раздался лай. Буян, гремя цепью, устремился к воротам. Массивная дверь со скрипом отворилась, и во двор шагнула грузная фигура соседа Радима.
– О-о! Дядя Радим! – радостно воскликнул Бронтой, поднимаясь со ступенек и идя навстречу гостю. – Мое уважение тебе и твоей семье, дядя Радим! – с почтением приветствовал его Бронтой на родном языке.
– Мое уважение тебе и твоему дому, – ответил Радим, пожимая руку Бронтоя. И чуть помедлив, спросил:
– Зачем ты пожаловал, Бронтой?
– Я пришел проведать свой дом. Узнать от тебя о судьбе моего отца и его товарищей, – удивился Бронтой, настороженно всматриваясь в Радима.
– О них ничего не известно – в сельсовете молчат, – неожиданно заговорил по-русски Радим. – А вот ты, Бронтой, пришел, как говорится, не ко времени!
– А что такое случилось? – встрепенулся Бронтой.
– Еще не случилось пока. А завтра должны нагрянуть «красноперые» – я узнал сегодня в сельсовете, ничего хорошего не жди. Явятся красные бесы за новыми жертвами, и чем больше их будет, тем для них лучше – они жиреют на народной крови. Тьфу на них! – сплюнул в сердцах Радим. – Так что послушай меня, старика, Бронтой: отдохни с дороги в родном доме, а поутру уходи обратно к найманам. Там тебя не достанут. За свой дом не беспокойся – никто из наших не нарушит его покой. Ну, желаю тебе удачи и поклон семье!
И Радим, крепко пожав руку Бронтоя, покинул его дом. После его ухода Бронтой еще долго сидел на крыльце, обдумывая, как ему поступить. Верный пес Буян ласкался возле его ног, глядел на хозяина влажными черными глазами, словно спрашивал: «Что будешь делать?» Наконец Бронтой встал, расправил плечи, словно сбрасывая с них тяжелую ношу, и начал действовать.
Он спустился к реке, где стояла родовая рубленая баня, наколол дров и стопил баньку на славу, как в прежние времена. У найманов ничего подобного не было – кочевники не пользовались горячей водой, а мылись в реке. И вот теперь Бронтой с наслаждением отдался привычной процедуре – подолгу парился, неистово орудуя можжевеловым веником, выбегал из обжигающей все тело парной наружу, окунался в холодной реке и снова возвращался в парную. Уходить не хотелось – словно он испытывал это несравненное блаженство впервые. Разомлевший после бани Бронтой, накормив Буяна и закрыв на засов дверь, прошел в спальню и завалился спать.
Он проснулся ранним утром и, встав, заглянул по привычке в окно, выходившее на вершину горы Тугай. Она была закрыта вся сизой пеленой тумана, который спускался вниз, цепляясь за верхушки сосен и горные поляны. И вдруг, на его глазах, гора словно ожила, она стала очищаться от сумеречной пелены, и сквозь нее хлынули потоки солнечного света и выглянули лоскутки голубого неба. Гора очищалась от серой хляби, и все в ней постепенно приобретало привычные очертания.
«А небо все равно останется голубым и чистым», – подумал Бронтой, глядя на меняющуюся картину природы. Он редко созерцал природу – ему всегда не хватало времени. А в это воскресное утро в родном доме у него было особое состояние души. Он оделся во все чистое, праздничное, и надел на шею каменный амулет на серебряной цепочке, – тот самый, который ему отдал Аржан при расставании. Он вышел во двор, накормил Буяна, а затем, выйдя из ворот, подозвал к себе соседских ребят, игравших возле дома.
– Бегите скорее к кузнецу Ромиро и к Ак-Билеку и передайте им, что я срочно зову их к себе.
Мальчишки без лишних слов кинулись выполнять поручение Бронтоя, который был для них авторитетом.
У Бронтоя в селении было много друзей, но эти двое были самые закадычные и преданные ему. Все они были ровесниками Бронтоя, которым перевалило за тридцать. Рыжебородый Ак-Билек был сыном Ареса, друга и помощника Аржана, состоявшего в совете старейшин племени. Их сыновья были неразлучны с детства, вместе ходили на охоту и рыбалку, бродили по горам в поисках целебного горного воска – бракшуна, веселились на молодежных сходках.
А вот другой друг, Ромиро, был пришельцем, случайно попавшим к кыпчакам из цыганского табора.
Это была яркая романтическая история, о которой помнили все селяне от мала до велика. А дело было так. Дороги судьбы завели цыганский табор в алтайскую глухомань к кыпчакам, которые впервые столкнулись с этим диковинным кочевым народом. Аржан, будучи тогда вождем племени, благосклонно разрешил цыганам раскинуть свой табор на живописном лугу возле села. И вскоре вековую тишину гор и лесов разбудили искрометные песни и пляски цыган, собиравшие по вечерам массы селян.
Особенно очаровало всех пение под гитару молодого цыгана в ситцевой красной рубахе, синих широких шароварах и модных сафьяновых сапогах. Он пел протяжные с надрывом в голосе цыганские песни и старинные русские романсы. Звали его Ромиро.