Той точкой не возврата, которая определила мою дальнейшую судьбу, стала гибель около тридцати ведущих ришей. Тогда я долго корил себя за то, что не оказался вместе с ними и не принял также, как они, смерть. Небытие все же лучше, чем жизнь опущенного и сломленного существа. Мне было тогда сто тридцать четыре года. Меня считали учителем и ришей, который нашел путь к бессмертию, обрел душевный покой, гармонию и тишину, но как ошибались те, кто так считали. Унижает ведь не сама смерть и не мучения, а то, что ты ничего не можешь сделать для того, чтобы предотвратить череду смертей и уничтожение народа, из которого вышел.
Хуже всего, когда, выигрывая в мелочах, ты понимаешь, что общего исхода тебе не изменить. Можно только достойно умереть или уйти еще дальше в непроходимые леса. Такая возможность есть сейчас у меня, но я осознаю, что бегство в сложившихся обстоятельствах означает полное поражение меня, как личности, как последнего из той семьи, которая еще каких-нибудь сто лет назад задавала тон в большинстве княжеств Индии. Уйти и предать все то, что я делал – недостойно памяти отцов и дедов, учителей, обучавших меня наукам. Поэтому я готовлюсь после написания своих записок умереть достойно с мечом в руках, ведя отряды экзахов в последний бой.
Пока у нас еще есть силы, есть базы, расположенные глубоко в дремучих лесах, куда без проводников может зайти, разве что безумец или самоубийца, есть оружие и, главное, есть люди, которые пойдут в бой и не испугаются смерти. Таким образом, мы, оставшиеся в живых экзахи и наши помощники, затянем время и дадим некоторой части нашего народа уйти еще дальше на восток, далеко за Аруч (Ганг). Еще одна часть наших последователей уйдет на юг, но я предвижу, что вряд ли кто-то из них выживет и не попадет в руки лахваров (воинов-карателей, зачищающих Индию от экзахов). Может, единицам и удастся выжить, но даже им предстоит мрачное будущее. Быть гонимым – не удел ришей и экзахов, но таким станут наши судьбы в дальнейшем здесь, в Индии, на территории, где наши отцы, деды и прадеды были хоть отчасти хозяевами своей жизни.
Мне тяжело писать эти строки, вспоминая былые времена, когда лучшие из экзахов были правителями отдельных земель и княжеств, когда только в Аравахе с ближайшими окрестностями проживало свыше трехсот тысяч жителей. Для обучения подрастающего поколения в Аравахе было несколько школ. Когда в воздухе еще можно было заметить тельшуны (малые самолеты), а на передвижных кузнях изготовляли в считанные часы любое холодное оружие или инструмент. Что я вижу сейчас? От Араваха ничего не осталось. Несколько лет назад я был на месте этого еще недавно цветущего города. Зола, дикие собаки, шакалы и другие животные пробегают по руинам. Даже их уже разобрали.
Праншир – новый правитель Паджуба, приказал ничего не оставлять на месте Араваха. Еще бы, этот город, который поражал своим великолепием, был немым укором ему. Араваху уже было, как минимум, две тысячи лет с того момента, когда он был небольшим городком, а не поселением, пройдя свой путь от поселения до столицы. Здесь собирался цвет Индии, сюда на игры и на соревнования съезжались правители десятков княжеств, почитая при этом Брахмаджигодара – правителя Араваха и Паджуба. Он и его род долгое время правили в здешних местах, заботясь о процветании княжества и всех прилегающих к нему земель.
Брахмаджигодар или Годж, как его по-простецки между собой назвали местные жители, был примером для всех правителей. Он правил твердой рукой и принимал решения, руководствуясь необходимостью. За неуступчивость и не склонность предоставлять кому-то выгоду его в конечном итоге и убрали. А все дело в предательстве, в тех людях, которые были в его окружении и только ждали момента, чтобы проявить свое темное естество.
Некто Руат, больше известный среди жителей, как Урдар Ширват, что переводилось, как Черный Полководец, убил Годжа, несмотря на то, что тот сам, своими руками поспособствовал тому, чтобы Урдар из простого воина стал старшим десятка, потом сотником, а потом и одним из ведущих полководцев Брахмаджигодара.
Так устроен наш мир – кто еще недавно прославлял варджуна (князя), склонял перед ним голову, а иногда становился на одно колено, оказывая ему почести, тот ныне ходит в богатых одеждах, живет во дворце и снисходительно относится к подчиненным. Впрочем, судьба Черного Полководца, предавшего Годжа, уже предрешена. Смерть скоро найдет его, где бы он ни скрывался и какие бы телохранители его не прикрывали. Произойдет это тогда, когда я, Пандуарамат, завершу свой рассказ.
Все уже написано за исключением первых и последних глав. Мне осталось только кое-что подкорректировать и упомянуть в нем про смерть Черного полководца, его помощников и некоторых варджунов, которые еще пока что живы, но только пока. Я знаю, что их смерть не вернет мне моих учеников, ришей Автара, Праджалая, Чаватанга, Санадира и других, не вернет апшар Кайру, Дану, Астэю, Читлию, многих других экзахов, которые сложили свою голову в боях и сражениях, развернувшихся на территории Индии во всех ее княжествах и уделах. Не вернет, но сделав так, что повинные в их смерти лишатся жизни, я хоть как-то поддержу все дело моей жизни, которое скошено смертоносной косой прибывшей Кали и ее сообщников, многочисленных адептов разнообразных орденов тени, смерти, почитателей темного огня, крови и других обожателей черной магии и кровавых ритуалов.
При Годже не было такого безобразия и надругательства над человеческим началом. До сих пор, хотя после смерти варджуна прошли уже десятилетия, не могу понять, откуда в Индии взялось такое количество разного отребья, почитателей кровавых жертв во имя богов, хотя на самом деле энергии существ, которым поклоняются, черны и беспросветны. Они – демоны и асуры, воплощения черных энергий и антидуха, пришедшие на Землю с целью постановки всего ее ресурса под свой контроль.
Недалекость и подхалимство, соединенное с невежеством и глупостью, при дворах варджунов и садхов (мелкопоместный князек) теперь празднуют победу. Еще немного и Кали начнут почитать как мать всех богов, а ее безжалостных помощников нарекут богами и начнут приносить им жертвы и поклоняться. В общем, Индия, та страна, которая мне была так дорога, быстро начнет опускаться во тьму невежества, мистицизма и темноты, духовного и душевного обнищания. Процессы эти будут происходить на протяжении тысяч лет, но уже сейчас им положено начало.
Труд мой – прямое свидетельство о существовании совершенно другой Индии, в которой свобода и равенство, честь и справедливость – не пустой звук. Большую часть моей жизни так и было, пока все то, что было создано и наработано сотнями предыдущих поколений, за несколько десятилетий не превратилось в прах и пепел.
Нет ничего хуже того, как быть свидетелем медленному умиранию всего, что было тебе дорого. Сил может не хватить выдержать все то, что я вижу. Мой труд, мои ученики, дело ришей, – все уничтожено почти что под корень. Вместо ришей вскоре придут адепты, которые окончательно извратят все до неузнаваемости, изменят основу знаний, затемнят их, сделают их зависимыми от «богов» и других черно-плазменных существ.
Радует меня мысль о том, что я, риши Пандуарамат, уже не увижу результатов такой деятельности. Вот только не безразлично мне, что произойдет с моей Родиной. Да, не безразлично, но все, что я могу сделать, перед тем, как достойно уйти из жизни, это написать повесть о том, свидетельством чему я был и рассказать о той Индии, которую никто не знает.