По данным World Economic Forum [2], в 2007–2014 гг. долг двадцати развитых стран вырос с 78 до 118% ВВП. В семнадцати странах еврозоны он уже в 2012 г. превысил 87% ВВП, в том числе в Греции – 165%, Германии и Франции – 81–86%, Индии и Бразилии – 64–68%. В США не обеспеченные гособязательства достигли 100 трлн долл., госдолг – 102% ВВП. Совокупный потребительский долг с 1971 г. вырос, по данным МВФ, на 1700% и превысил 92% ВВП (в Германии и Франции – по 60%, в Испании – 87%).
Экономисты Массачусетского технологического института (MIT) [3] связывают это с ошибочной либеральной политикой. Из-за отсутствия глобального регулирования финансового рынка цена производных ценных бумаг, не имеющих материального обеспечения, уже в 2006 г. достигла 473 трлн долл. – в 10 раз больше мирового ВВП [4].
Инвестиционные банки эмитировали квазиденьги без контроля центробанков и сыграли, по данным комитета Конгресса США [5], особую роль в финансовом коллапсе. В публикациях Гарвардского университета [6] макроэкономические причины кризиса связываются с трагедией плохих идей (the tragedy of bad ideas) о финансовом дерегулировании, которые привели к пузырям и инфляции на рынке активов (assets price infation), падению доходов среднего класса и т. д. Модель, подчинившая общественные блага (common goods) рыночным, привела к саморазрушению экономики (economy cannibalized itself). Необходима новая парадигма соотношения финансов и производства. Наибольший урон понесли малые страны, развивавшие преимущественно финансово-долговой сектор, – Исландия, Греция [7], Кипр (активы его банков во много раз превышают ВВП), Латвия и т. д. Сектор услуг и дешевые кредиты не компенсировали сокращение реального производства, рост импорта промтоваров и продовольствия. В России госдолг составил в 2012 г., по данным Центробанка (ЦБ), всего 9,2%, а долги граждан – 10,6% ВВП. Кризис проявился, прежде всего, в росте доли конъюнктурных нефтегазовых доходов в ВВП (в 2009–2011 гг. с 7,6 до 10,4%) и бюджете (до 40–50%). По оценке Всемирного банка, без учета этих доходов дефицит счета текущих операций в 2011 г. составил 13%, а бюджета – около 10% ВВП. Средняя цена одного кв. м жилой площади в Москве в 2000–2008 гг. выросла в 9 раз, а квартиры площадью 80 кв. м на вторичном рынке – с одной до 15 среднегодовых зарплат. В то же время капитализация 30 крупнейших компаний, включая Газпром, Аэрофлот, Роснефть, Сбербанк и т. д., в 2012 г. составила всего 530 млрд долл. – меньше, чем одной Apple (620 млрд долл.). Сумма банковских кредитов населению в России намного ниже, чем в странах ОЭСР (по данным ЦБ РФ, соответственно, 12 и 60–80% ВВП), но она росла в 2011–2012 гг. втрое быстрее корпоративных кредитов и давала банкам во много раз большую прибыль (до 20% и 2–3%).
Главным следствием либерально-экономической политики в России стала высокая доля теневой экономики (по оценке ЦБ, около 30% ВВП), бюджетной коррупции, офшорного бизнеса и вывоза капитала. По данным ЦБ, незаконно обналичивается 1,5 трлн рублей в год, для этой цели ежегодно создается до 1000 фиктивных юридических лиц. Наличная денежная масса составляет в России до 12% ВВП (в США – 6,6%) – четверть денежного оборота. По мнению представителей Сбербанка, Россия теряет на этом из-за коррупции и уклонения от налогов 1% ВВП в год. По оценке Института экономики РАН [8], до 10% бюджета составляют прямые откаты (оплата поставок по завышенным ценам и невыполненных работ), а еще столько же – нецелевое и неэффективное использование средств бюджета. Вложения физических и юридических лиц в зарубежную недвижимость в 2007–2011 гг. выросли с 5,5 до 12 млрд долл.
По данным Te price of Оfshore, на офшорных банковских и инвестиционных счетах (без учета недвижимости, яхт и т. д.) в мире хранится до 32 трлн долл. (совокупный ВВП США и Японии). Только развивающиеся страны в 1970–2010 гг. вывели на эти счета 7–9 трлн долл. По расчетам McKinsey, из России за последние 20 лет с помощью фиктивных ценных бумаг и внешнеторговых контрактов, фирм-однодневок и брокерских контор, организующих многократную фиктивную перепродажу активов, вывезено 800 млрд долл. – больше, чем из Ю. Кореи (779 млрд долл.), Бразилии (520 млрд), Украины (167 млрд), Казахстана (138 млрд) и т. д. До 90% крупных компаний России зарегистрировано в офшорах. Инвестиции в финансовые активы превышали вложения в основной капитал в 2000 г. в 1,2, а в 2008 г. – уже в 3,6 раза.
Институт монетарных и экономических исследований в Токио [9] показал, что роль цен, налогов и кредита в современной экономике существенно изменилась. Это подтверждает математическое моделирование финансово-долгового кризиса. Не оправдали себя основанные на новом неоклассическом синтезе идеи таргетирования инфляции как режима монетарной политики, ориентированного на модели общего равновесия. В публикации Оксфордского университета [10] обоснована необходимость глобального регулирования финансового рынка.
Сторонники неоклассической концепции, основываясь на теории финансового мультипликатора, связывают выход из кризиса с уменьшением вмешательства государства в экономику. В серии статей Lee E. Ohanian (Университет Калифорнии в Лос-Анджелесе) в Journal of Economic Perspectives утверждается, что и в 1930-х, и в 2000-х годах сокращение кредита не имело решающего значения, так как собственные средства корпораций были достаточны для инвестиций. Российские либеральные экономисты также видят выход из кризиса в сокращении расходов госбюджета (в 2008–2012 гг. они выросли с 7 до 12,7 трлн рублей, причем 18,4% доходов уходит на пенсии и пособия), банкротстве неэффективных собственников и отказе от субсидирования инвестиционных проектов за счет избыточной задолженности, стимулировании сбережений [11]. По оценке Boston Consulting Group, в Европе делают сбережения половина, в Индии – 70%, а в России – только четверть домохозяйств.
Сторонники неошумпетерианской концепции, напротив, исходят из определяющей роли немонетарных факторов – развития технологий и инноваций, в том числе в сфере услуг, институтов рынка труда [12]. Особое внимание уделяется экологическим основам устойчивого развития [13], а также управлению экономическими, технологическими и экологическими рисками [14].
Новое звучание обрели идеи К. Маркса о всеобщем интеллекте, индивидуальном и социальном знании, науке и общественных производительных силах. Переход от неомарксистских к постмарксистским аналитическим концепциям рыночного социализма и политической экологии связывается с идеями Грамши [15]. Однако анализ абстрактного труда, прибавочной стоимости и средней нормы прибыли, проведенный Г. Карчеди [16], не объясняет природу нынешнего кризиса. При исследовании перспектив развития экономической науки в 2009 г., в частности в работах В. Т. Рязанова [17], а также К. К. Рихтера и Н. В. Пахомовой [18], было отмечено, что кризис вызван не циклическим перепроизводством товаров, а несоответствием системы управления новой экономике. Долговые проблемы и рецессия в еврозоне – лишь верхушка айсберга структурных проблем многовекторного мирового развития.
Весьма важна роль Китая в международном экономическом дисбалансе [19]. В ближайшие годы Китай уже не сможет покрывать торговый дефицит США, так как переориентирует свою экономику на внутренний спрос, в том числе за счет роста внутреннего долга. По оценке ЦБ Китая, он достиг 1,7 трлн долл. (в Греции – 350 млрд, в Испании – 630 млрд, в Италии – 2,4 трлн долл.) и превышает годовой бюджет (1,6 трлн долл.). По оценке Boston Consulting Group, среднемесячная зарплата городских рабочих Китая достигла к 2013 г. 345 долл. – больше, чем в Мексике [20]. Это привело к перемещению иностранных инвесторов в Индонезию, Бангладеш, Вьетнам и т. д. При этом душевой ВВП остается низким (8,5 тыс. долл. по сравнению с 49 тыс. в США и 17 тыс. в России), особенно в сельских регионах, а темп прироста ВВП снижается (2010 г. – 10,3%, 2011 г. – 9,2%, 2012 г. – 8%).