– А такое возможно?
– Ты же видишь.
Некоторое время мы таращились друг на друга, потом я спросила:
– Ты можешь что-нибудь узнать о том, кто письмо отправил?
Его руки вновь заскользили по клавиатуре, некоторое время мы молча наблюдали, стоя за его спиной, потом, решив не досаждать, переместились на диван.
Наконец Степа повернулся к нам и сказал удовлетворенно:
– Крутой чувак.
– Ты? – не дождавшись продолжения, спросила я.
– Не-а. Он. – Степа ткнул пальцем в экран за своей спиной. – Я могу потратить еще кучу времени, но вряд ли что найду.
– Супер, – расплылась я в улыбке. – Спасибо за помощь.
– Реально крутой чувак, – кивнул он.
– Почему чувак? Это не может быть женщина?
Он пожал плечами, давая понять, что сие не особо его волнует, и потопал к входной двери. Так как он не разулся при входе, то и обуваться ему не пришлось, в общем, он покинул нас весьма быстро.
– Гений, – сказала я. – И парень классный. Влюбиться, что ли?
– Ну зачем ты так… – вздохнул Илья. – Если Степа чего-то не смог, значит, сделать это в принципе невозможно.
– Я что, спорю?
Илья некоторое время смотрел куда-то перед собой и вдруг заявил:
– Хреново.
– А то, – кивнула я.
– Ты понимаешь, что происходит? – нахмурился он.
– Письмо исчезло.
– Я не об этом.
– А о чем?
– Дурная шутка теперь шуткой вовсе не кажется.
– Она мне с самого начала не приглянулась.
– Нюся, – укоризненно произнес он. – Все куда серьезнее… Ты понимаешь?
– Когда ты дважды задаешь один и тот же вопрос, я начинаю чувствовать себя идиоткой. Я ее видела, – помедлив, сказала я, держать это в себе не было сил. Кому ж довериться, как не старому другу, да еще без пяти минут мужу.
– Кого? – не понял он, бестолковость в данном случае извинительная.
– Маму.
На сей раз Илья даже спрашивать ничего не стал, только моргнул в полном обалдении, а я рассказала о встрече возле дома отца и ночном визите.
– Если бы не письмо, – выслушав меня, заговорил он, – я б решил: ты не в себе.
– Так и есть. Мозги закипают, когда я думаю об этом.
– Ты уверена, что это твоя мать?
– Нет. Не уверена. И слава богу.
– В смысле?
– В смысле, если это в самом деле она, значит, моя мать спятила. Другого объяснения я не нахожу.
– Бывают разные обстоятельства…
– Бывают. Вот только зачем показываться, а потом убегать?
– Не знаю.
– Если она смогла отправить поздравление, почему бы заодно не сообщить, что с ней произошло?
– Что, если… возможно, ее контролируют. Она может делать лишь то, что ей приказывают. Понимаешь, о чем я?
– Идиотская привычка.
– Что?
– Ты опять спросил: «Понимаешь?»
– Извини. Я нервничаю. Что ты собираешься делать?
– Понятия не имею.
– Отец в курсе?
– Нет.
– Почему?
– А ты подумай.
– Черт… Она очень на нее похожа?
– Очень. Но есть одно «но»: оба раза я видела ее ночью. И не имела возможности как следует рассмотреть.
– Допустим, это она. Ее исчезновение, а теперь и возвращение, скорее всего, связаны с деньгами. Будь это банальной любовной историей, к чему все эти тайны? Она сама или тот, кто ее контролирует… в общем, их цель, скорее всего, твой отец. Другой вариант: это просто похожая женщина, но цель и в этом случае та же самая. Других вариантов у меня нет.
– Может, кто-то решил свести меня с ума? Чем не вариант?
– А смысл?
– Удовольствие при виде моей безумной рожи.
– Тогда ты кому-то здорово досадила. Ничего не припоминаешь?
– Нет. Хотя потратила кучу времени.
– Значит, следует вернуться к более правдоподобной версии. Твоя мать исчезла четыре года назад. А вся эта хрень началась только сейчас. Так? Вопрос: почему? Что вдруг случилось?
– Возможно, отцу кое-что известно об этом, – пожала я плечами.
– Отчего бы не поговорить с ним?
Я взглянула выразительно, а он досадливо скривился.
– Тогда… выход один: ждать развития событий.
А что он мог еще предложить? Злилась я на него совершенно напрасно, в мою голову гениальные идеи тоже не заглядывали.
Простившись с Ильей, я отправилась к отцу с твердым намерением все ему рассказать, тем самым сняв с души тяжкий груз и переложив все на его плечи. В конце концов, родители для того и существуют.
Папа стоял на крыльце и что-то вертел в руках. Что-то похожее на конверт. Вид у него при этом был озадаченный. Отец улыбнулся мне и помахал рукой в знак приветствия, теперь сомнений не осталось: это действительно конверт.
– Привет, – громко сказал папа, когда я вышла из машины.
Я поднялась по ступеням и поцеловала его.
– Что это? – кивнула я на конверт в его руках.
– Сам не пойму. Только что вынул из ящика.
– Обратного адреса нет.
– Какая-нибудь ерунда. Кто сейчас отправляет письма по почте?
Мы вошли в дом, и он спросил:
– Как вчера отдохнули? – Письмо небрежно бросил на барную стойку.
– Отлично. Было очень весело.
– Вы с Ильей, по-моему, прекрасно ладите.
– Мы ведь друзья. К тому же у него нет девушки, по крайней мере, постоянной, а у меня нет парня.
– Вот как… а я, признаться, думал…
– Папа, – улыбнулась я, – мы с детства слышим от вас, что мы жених и невеста, и это уже не воспринимается всерьез. Хотя вчера Вяземский сказал, что планирует на мне жениться.
– А ты?
– Ну если ничего стоящего не подвернется… – Папа выглядел совершенно ошарашенным, а я засмеялась: – Шучу. По-моему, прежде чем выходить замуж, не худо бы влюбиться. Ты как считаешь?
Я подошла и обняла отца, а он погладил меня по спине.
– Илья – хороший парень. Надежный. И он тебя, безусловно, любит. Это же видно. По мне, так лучшего зятя и искать не стоит. Но тебе, конечно, видней.
Я слушала вполуха, прикидывая, как начать разговор. Ясно, что будет он нелегким для нас обоих.
– Пойду переоденусь, – сказала я, трусливо оттягивая время. – Поставь, пожалуйста, чайник.
Я отправилась в свою комнату, а папа сказал вдогонку:
– Как ты смотришь на то, чтобы пообедать сегодня в «Веранде»? Погода хорошая, потом можно немного прогуляться.
– Отличная идея, – крикнула я уже с лестницы.
Переоделась и начала бестолково сновать по комнате, даже вышла зачем-то на балкон. Под ложечкой противно сосало в преддверии разговора.
– Чай готов, – крикнул папа.
– Иду, – ответила я.
Взглянув на отца, я поняла: за время моего короткого отсутствия что-то произошло. Папа старался этого не показывать, но было заметно: он нервничает. Непроизвольно хмурился, взгляд вдруг становился отсутствующим. Он сервировал стол и говорил о всяких пустяках, то и дело улыбаясь, но мыслями был далеко от нашей кухни, улыбка на его лице выглядела точно приклеенная.
Продержался он минут двадцать, именно столько длилось чаепитие.
– Извини, мне надо кое-что сделать, – поднимаясь из-за стола, сказал он. – По работе… Несколько звонков… Не обидишься?
– Что ты, – удивилась я. – Конечно, нет.
Он уже выходил, когда я спросила:
– Что за письмо?
– Что? – не понял он.
– Письмо, – повторила я, – которое ты вытащил из ящика.
– А, письмо… ерунда. Реклама.
Он торопливо ушел, а я заглянула в мусорное ведро. Вскрытый конверт лежал сверху. И ничего похожего на рекламные буклеты. Вообще ничего.
Я поднялась на второй этаж, проходя мимо кабинета отца, прислушалась. Он с кем-то говорил по телефону. Голос звучал резко, но слов я не разобрала. Уже в своей комнате я малодушно решила: разговор с отцом можно отложить. Он чем-то расстроен, а тут еще я полезу со своими рассказами. Во мне зрела уверенность, что перемены в настроении отца связаны с полученным им письмом. Поэтому я и решила при первой возможности заглянуть к нему в кабинет.
Случилось это довольно скоро. Отец вошел в мою комнату и, отводя глаза в сторону, сказал:
– Нюська, я уеду… ненадолго… на час-полтора. Не возражаешь?
– Что-то случилось?
– Нет… то есть кое-какие проблемы на работе. Ерунда.
– Обед и прогулка остаются в силе?
– Да, конечно, – ответил он неуверенно.
– Хорошо. Я тебя жду.
Я понаблюдала в окно, как он выезжает за ворота, а потом пошла в кабинет. На столе у отца извечный беспорядок. Мама пробовала с этим бороться, но в конце концов махнула рукой. Отец каким-то фантастическим образом в этом нагромождении бумаг умудрялся отлично находить нужные.