Он всматривался в мелькающие на экране кадры. В тот вечер шел дождь, и бездомных ребят на улицах было мало. Тем не менее, когда на заднем плане мелькал женский силуэт, Джонни щурился, надевал очки и пристально вглядывался в экран. Мара?
Ни одна из девочек, с которыми он встретился, пока снимал фильм, не была его дочерью. Мара сбежала из дома и пропала. Джонни даже не знал, в Сиэтле она или нет.
Выключив свет в кабинете, он пошел по темному, тихому коридору. На стене слева висели многочисленные семейные фотографии в рамках с белыми паспарту. Джонни иногда останавливался и вглядывался в снимки, позволяя им увести его за собой, вернуть в счастливое прошлое. А иногда подолгу стоял перед портретом жены, неотрывно глядя на ее улыбку, некогда освещавшую для него этот мир.
Сегодня он не стал задерживаться возле них.
У комнаты сыновей Джонни остановился и приоткрыл дверь. Теперь, прежде чем лечь спать, он всегда так делал: заглядывал к своим одиннадцатилетним близнецам. Узнав, как стремительно может покатиться под откос жизнь, вы стараетесь защитить тех, кто остался рядом. Мальчики были в своих кроватях, спали.
Джонни облегченно выдохнул. Сам того не замечая, он перевел дыхание и шагнул к закрытой двери в спальню Мары. Здесь он не стал задерживаться. Он не мог заставить себя заглянуть в комнату и увидеть остановившееся время – это по-прежнему была комната его девочки, теперь необитаемая, в которой все осталось таким, как в тот день, когда Мара ее покинула.
Джонни прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Комната была завалена одеждой, разными бумагами, а также книгами, которые он начинал читать и бросал, собираясь продолжить, когда жизнь войдет в нормальное русло.
По дороге в ванную Джонни стянул с себя рубашку, бросил в корзину для белья и посмотрел на свое отражение в зеркале. Иногда, глядя на себя, он думал: «Не так плохо для пятидесяти пяти», а иногда – как, например, теперь – «Уже?».
Он выглядел печальным главным образом из-за глаз. Волосы чуть длиннее, чем следовало бы, но в черной копне видны лишь едва заметные серебристые пряди. Вечно он забывает постричься. Джонни вздохнул, включил душ и шагнул под тугие струи обжигающе горячей воды, надеясь, что она смоет мрачные мысли. После душа он почувствовал себя бодрым, готовым начать следующий день. Смысла ложиться уже не было. Доспит как-нибудь потом. Он вытер голову полотенцем и натянул старую футболку с изображением группы «Нирвана», найденную на полу гардеробной, и потертые джинсы. Звонок телефона застал его уже в коридоре.
Стационарный.
Джонни нахмурился. На дворе две тысячи десятый год, и на домашний телефон теперь звонят редко.
И уж точно не в пять часов утра. В этот час могут прийти только плохие новости.
Мара!
Он бросился к телефону и схватил трубку:
– Алло?
– Могу я поговорить с Кэтлин Райан?
Проклятые рекламщики! Они что, не обновляют свои базы данных?
– Кэтлин Райан умерла почти четыре года назад. Вы должны вычеркнуть ее из списка контактов, – сдержанно ответил Джонни, ожидая стандартного вопроса: «У вас в семье решение принимаете вы?» Слушая молчание на другом конце линии, он все больше раздражался. – Кто говорит?
– Офицер Джерри Мелоун, полиция Сиэтла.
Джонни нахмурился.
– И вы звоните Кейт?
– У нас тут дорожный инцидент. На карточке в кошельке жертвы в качестве контактного лица при чрезвычайных ситуациях указана Кэтлин Райан.
Джонни присел на край кровати. В мире есть только один человек, у которого контактным лицом в случае чрезвычайной ситуации осталась Кэтлин Райан. Что, черт возьми, она теперь натворила? И кто сегодня хранит контактные телефоны в кошельке?
– Это Талли Харт, да? Управление автомобилем с состоянии алкогольного опьянения? Потому что если она…
– Я не обладаю этой информацией, сэр.