В этом экстраординарном документе все достижения, которые либералы XIX в. воспевали как знаки прогресса (от конституционализма, прессы и выборов до формирования международного арбитража), разоблачаются как часть демонического заговора, цель которого заключается в установлении через государственный переворот мирового диктата с «одним царем над всей землей, который объединит нас и уничтожит причины всех разногласий – границы, национальности, религии и государственные долги». Вот он, триумф интернационализма – его политическая программа здесь разработана в деталях, – однако представленный не как утопия, а как безграничная тирания. С интеллектуальной точки зрения это своего рода воздание должного: к концу XIX в. даже оппоненты радикального интернационализма естественным образом стали рассуждать в интернациональном ключе.
Глава 2
Братство всех людей
Уолт Уитмен «Годы современности»[25]Вижу, как рушатся рубежи и границы древних аристократий,Вижу опрокинутые пограничные столбы европейских монархий,Вижу, что сегодня народ начинает ставить свои пограничные столбы(все прочее уступает ему дорогу);…Общаются ли все нации? Наступает ли для земного шараэпоха единомыслия?Формируется ли единое человечество? Ибо – слушайте!Тираны трепещут, потускнел блеск корон,Земля в волнении, она приближается к новой эре…
Мирное движение
«Возможно ли, – писал пропагандист мира в середине века, – что любая христианская либо другая секта, верующая в то, что Новый Завет все-таки не сказка, усомнится хоть на мгновение, что наступит время, когда все царства на земле пребудут в мире?»[26]. Поражение Наполеона совпало с возрождением евангельского христианства, и христианские группы по обоим берегам Атлантики рассматривали резкие социальные и технические перемены, происходящие вокруг них, как знак приближения нового тысячелетия. Пользуясь растущим европейским влиянием на других континентах для пропаганды собственных представлений об их цивилизующей миссии, они открывали школы, печатали и раздавали Библии, устраивали кампании против алкоголизма и рабства, подчеркивая свою роль в принятии Парижского договора 1815 г., осуждавшего работорговлю[27].
Однако своей главной задачей они считали борьбу за мир. Потрясенные размахом межконтинентальных военных действий и репрессиями в своей стране в предыдущие два десятилетия, британские диссентеры и евангелисты в 1816 г. создали Общество продвижения к вечному и всеобщему миру, которое, как говорилось в его уставе, «выступало против войн в любой форме». Примерно в то же время было основано и американское Общество мира, а под эгидой этих крупных национальных органов сформировалась огромная сеть небольших местных мирных обществ, распространившихся по всей территории Великобритании и США. Пацифисты могли критиковать власти или поддерживать их – они всегда имели в политике собственный голос. Современники относили их к первым представителям явления, получившего название «мания ассоциирования», – того духа, который де Токвиль нашел в Америке и приписал природе демократического общества. Пацифисты высоко ценили силу новой власти, власти общественного мнения, которое «в долгосрочной перспективе и правит миром». Их издательства ежегодно публиковали дюжины трактатов: только в первый год существования Лондонского общества мира было роздано 32 тысячи копий таких изданий. Рост был столь быстрым, что некоторые предсказывали «их появление в течение нескольких лет у каждого цивилизованного народа». Страстные и убедительные проповедники мечтали о том, как «трон и славу, триумф и почет завоюет церковь, когда ее невидимый ныне Господь во плоти спустится на землю, чтобы возглавить свои войска», оживляя их ряды. Мир стал главным кредо активистов, критиковавших тех, кто «сидит без дела и ждет пришествия Бога». Они верили, что уже смогли перевернуть «умы множества» и что сумели «изгнать дух войны»[28].
Мечты о мире во всем мире и о том, как его достичь, подтолкнули их к организации международных встреч, которые и по месту проведения, и по стилю заметно отличались от встреч государственных лиц, представляющих Европейский Концерт. В 1843 г. первая Генеральная мирная конвенция встретилась в масонской лиге в Лондоне. В тот период это было еще преимущественно англосаксонское дело, и собрание закрепило связи между американскими и британскими пацифистами, заложив основы для трансатлантического интернационального союза, оказавшегося столь значимым в 1919 г. Организаторы провозгласили, что англо-американское сотрудничество одобрено Богом «во имя любви к человечеству ради распространения света цивилизации и христианства во всех обитаемых уголках мира»[29]. Что касается мирового господства, пацифисты высказывались двояко. В своем Обращении к цивилизованным правительствам всего мира они призывали европейские государства в принципе отказаться от войн. Относясь подозрительно к политическим элитам, несмотря на свои попытки на них влиять, пацифисты предлагали создать «Центральный комитет надзора ради мира между народами», который должен был обращать общественное мнение против любого государственного деятеля, угрожающего развязыванием войны[30].
«Ученый кузнец» Элихью Берритт, журналист-самоучка из Массачусетса, заявлявший, что знает 50 языков, стал одним из лидеров этого движения. Сторонник того, что он сам называл «народной дипломатией» – в противовес аристократической дипломатии элиты, – Берритт изложил свои соображения о Лиге всеобщего братства на Съезде по делам всемирного сдерживания в августе 1846 г. Он использовал свою газету «Христианский гражданин» для пропаганды народного пацифизма. Действия Меттерниха в Европе лили воду на его мельницу; Берритт нашел союзников также среди квакеров и сторонников свободного рынка. В течение года он собрал 30 тысяч подписчиков и мечтал о распространении своего движения по всей Европе и США. Берритт был убежден, что рабочие должны держаться вместе, потому что если они откажутся сражаться друг с другом, у высшего класса, начинающего войны, будут связаны руки. Маркс, конечно же, подхватил эту идею и использовал ее в своей критике капитала и индустриализации.
По мере того как движение получало поддержку у среднего класса, оно становилось более респектабельным. Его расцветом стал конец 1840-х гг., когда развал уклада, насажденного Меттернихом в континентальной Европе, дал активистам движения новую надежду. Они сильно воодушевились, когда в начале 1849 г. новый президент Франции Луи Наполеон сделал свое наиболее значительное предложение по разоружению всем крупным державам, предлагая ограничить морские силы до уровня, соответствующего британскому. Таким образом он намеревался упрочить связи с Англией; вряд ли его действия имели связь с лоббированием мирного движения. Однако они демонстрировали, что идеалы пацифистов не были такими уж далекими от реальности, поэтому даже отказ Британии не усмирил их пыла, особенно с учетом того, что Луи Наполеон развил свою инициативу и принялся за разоружение в одностороннем порядке, сократив в следующем году военные расходы страны. Как отмечает историк, «формальная дипломатия и ажитация вокруг мирных процессов, до того являвшихся совершенно разными течениями, в этот момент впервые пересеклись между собой»[31].
При новом предводителе республиканская Франция стремилась заявить о своем лидерстве среди прогрессивных сил, которые вышли на первый план с европейскими революциями 1848 г., поэтому именно Париж в августе 1849 г. принял у себя большую мирную конференцию. Алексис де Токвиль, министр иностранных дел, приветствовал делегатов на Ке-д’Орсэ, где присутствовал также герой английской свободной торговли Ричард Кобден. Среди прочих там был и делегат американского Общества мира Уильям Уэллс Браун, родившийся в рабстве в Кентукки (и утверждавший, что его дедом является Дэниел Бун). В городе, где в 1815 г. Меттерних, Каслри, Талейран и русский царь восстановили правление великих держав, присутствие бывшего раба как делегата мира символизировало рождение совершенно новой глобальной политики[32].