Всё ещё ни во что не веря, я склонился над ямой, шаря по ней лучом фонаря, и стал тщетно, надрывно звать спутников, выкрикивая их имена.
Часть вторая. Борец
Выйдя из ступора, я оттолкнулся от края ямы, встал на ноги. Сунул в карман мобильник и побрёл обратно по коридору, давя в себе отчаянный крик: «Что блин происходит?!» Мозг не хотел работать, подсовывая мне вместо ответов какую-то кашу из образов: дед с обглоданным мослом, старуха в кофте, бешеные бомжи, плачущая Мария. Всё это никак не хотело вписываться в картину реальности, но я не мог очнуться.
Шатаясь, едва не встречаясь головой со стенами, я добрался до двери, больше не прыгающей под ударами. Выковыряв из куртки мобильник, набрал экстренный номер. После недолгих гудков послышался женский голос: «Что у вас случилось?» Но когда я дурным голосом начал орать, объясняя ситуацию, связь прервалась, и я понял, что разговариваю сам с собой. Я жал кнопку вызова снова и снова, но на линии то было занято, то звонок обрывался. Лишь один раз всё получилось, но автоинформатор попросил подождать, и тут экран погас – телефон умер, превратившись в бесполезный кусок пластика. Я едва не шарахнул его об стену, но одумался и сунул обратно в карман.
«Ничего, – стал я себя успокаивать, – всё будет хорошо… За мной приедут… Отследят геолокацию…» – но на это в голове возникали саркастически мрачные мысли.
Опасаясь приближаться к двери, каким-то чудом сдержавшей натиск бомжей, я наматывал круги по коридору, дожидаясь неизвестно чего – то ли чудесного спасения отрядом бравого спецназа, то ли появления в стене волшебного портала, ведущего прямо домой – и не находил моральных сил даже на то, чтобы оплакать свою несбывшуюся любовь. И тут я заметил Её.
В стене слева, примерно посередине между небезопасным выходом и страшным бездонным провалом, действительно была плотно закрытая, сливавшаяся цветом с бетоном, тусклая оцинкованная дверь. Я не стал долго раздумывать, как это умудрился не заметить её раньше, а просто подошёл и остановился напротив. И стало ясно, что она не заперта, потому что на внутренней стороне некрашеного косяка виднелась пара миллиметров более светлого дерева, не потемневшего от влажного воздуха подвала и не затёртого прикосновениями. А рядом с дверью, как раз на уровне глаз – там, где обычно вешают эвакуационный план, – была пластиковая табличка, формой и размером похожая на автомобильный номер. Она была грубо пришпилена к бетону не до конца вогнанным в него гвоздём. Корявая размазанная надпись, сделанная чем-то засохшим, рыже-коричневым, гласила: «Помолись!»
– Вот ещё! Давно не пробовал и сейчас не собираюсь! – подумал я и мягко толкнул дверь, осторожно заглянув внутрь.
Конечно, за ней была чернота.
Стоя в нерешительности на пороге, уже собираясь посветить в проём, но вспомнив, что мобильник сдох, я вдруг услышал какой-то тихий царапающий звук. Вздрогнув, уставился в черноту, но понял, что звук идёт не оттуда. Резко обернулся и застыл, не в силах пошевелиться. То ли и правда увидел, а то ли представил себе (ведь сложно было что-то разглядеть так далеко), что за край ямы цепляются окровавленные пальцы.
Я бросился к провалу, сходу упал на живот и схватил руку, тщетно искавшую опоры. Потянул её вверх изо всех сил, от натуги суча ногами, стараясь не потерять равновесие и не перевалиться через край ямы. Когда уже две ободранные руки показались над краем по локоть, я, не выпуская их, подполз ближе, нащупал и потянул к себе исцарапанные голые плечи.
Вот тут-то я и понял, что что-то здесь не так. Руки были мужские – значит, Ильнура. Ёжик тёмных волос тоже говорил об этом. Но где одежда? Да, что-то могло сорваться при страшном падении, но… Но не всё же! И где тогда хотя бы лоскуты?
Ещё не осознав всего ужаса своего положения, я тихонько просипел: «Ильнур?» Тело дёрнулось и задрало голову. Меня пронзил настоящий, жестокий, чудовищный ужас, ничуть не смягчённый шоком.
Стальными, почти белыми радужками с контрастно-чёрным ободком на меня смотрел парень. Но знаком он мне или нет, понять было трудно. Всё лицо его ниже переносицы было содрано, и в блестящем кровавом месиве чернели две дырочки ноздрей, под которыми расплылся чудовищный, широченный мертвецкий оскал.
Я заорал, вырываясь из мёртвой хватки. Сумел-таки освободиться, и тело парня жалобно шкрябнуло пальцами по полу, сорвавшись вниз. Я вскочил и бросился прочь, давя в себе угрызения совести.
Подлетев к спасительной двери, я врезался в неё плечом, но как-то ещё успел зацепиться рукой за косяк и на миг задержаться в проёме. Свернув со стены табличку с издевательской надписью, я швырнул её на пол и оказался во тьме, пахнущей сырой штукатуркой.
***
Подсвечивать дорогу было нечем, да и незачем. Зрачки адаптировались, и я понял, что освещение здесь всё же какое-то есть. Слабый, почти что на грани восприятия тёплый ореол, подрагивая, окружал единственную ртутную лампу в ребристом пластиковом корпусе, предназначенном для двух таких. И всё вокруг наполнилось дрожащим грязно-розовым сиянием, давящим на психику.
Я стоял в начале нового коридора. Недлинного – всего метров пятнадцать – по сравнению с предыдущим, казавшимся бесконечным. С обеих сторон здесь было по две закрытые двери: первая справа, почти в самом начале; вторая – слева, немного дальше; а третья и четвертая – в противоположном конце, друг напротив друга, и после них ещё оставалось приличное расстояние до глухой торцевой стены. Всё. Тупик.
Не отчаиваясь раньше времени, я пошёл к первой двери.
Шершавое полотно ДСП. Ни намёка на ручку, зато есть пуговка замка, какая обычно бывает не снаружи, а изнутри помещения. Я тихонько подтолкнул дверь, и она легко откатилась в комнату, будто на совсем новеньких, только что смазанных шарнирах. Неожиданно яркий свет ударил мне в глаза. И я не успел разглядеть, что же там, за дверью – всё-таки тоненько скрипнув, она закрылась. Забыв об осторожности, я шагнул вперёд, придерживая упрямую дверь.
Маленькая комнатка без окон, без батарей или чего-то ещё – пустая бетонная клетка метра три на три, с единственной деталью, за которую мог зацепиться взгляд – пыльной вентиляционной решёткой под потолком. Резкий, холодный, мелко дрожащий свет шёл от люминесцентной трубки над дверью, чётко вычертив на полу мой приплюснутый силуэт. И тень легла на что-то ещё более чёрное, стоявшее в центре комнаты.
Гроб. Обитый траурной чёрной тканью закрытый гроб стоял на трёхногих табуретах. «Прямо как в дурацких страшилках: в чёрной-чёрной комнате, в чёрном-чёрном доме…» Крутанувшись на каблуках, я вылетел вон, дёрнув дверь за собой. Она с хрустом хлопнула о косяк, заглушив мой стон ярости.
Результаты дальнейшего осмотра коридора тоже были неутешительными: всё заперто, и вовсе не так хило, как в наземной части здания. Двери в коробках удерживались замками, врезанными под оцинкованный стальной лист с затейливым заводским узором. Я метался по коридору, толкаясь в них, надавливая ладоням, потрясая и даже примериваясь к ним плечом. Пару раз наваливался на одну всем весом, но без толку – чтобы сломать её, требовались критические усилия, чего я себе пока позволить не мог.
«Дело дрянь…»
Я поравнялся с первой комнатой, окончательно приходя в себя и принимая решение: «Вернусь в коридор с ямой. Там сейчас тихо. Может, бомжи ушли, и я проскочу…» Но вдруг позади меня раздался характерный, раскатистый, хрусткий звук – щелчки поворачиваемого замка.
Весь подобравшись, съёжившись чуть ли не в комок, я обернулся. Звук прекратился, и в дальнем конце коридора, в судорогах умирающей лампы, после маленькой драматической паузы медленно откатилась в комнату дверь. В открывшейся щели показался контур скрюченного силуэта.