– Нет. Нет, нет и нет. – Она отвела руку с букетом подальше. – Люси, я тебе их не дам. В прошлый раз ты за-брала пирог, который я испекла на десерт.
– Да, и это была ошибка, которая никогда не повторится, – мрачно согласилась я. – Потому что с тех пор она все время просит меня испечь его еще раз. Да ладно тебе, Эдит, дай я полюбуюсь на них, они правда просто дивные.
Я похлопала ресницами. Эдит покорилась судьбе и отдала мне букет.
– Маме очень понравится. Спасибо-спасибо, – нахально улыбнулась я.
Она подавила улыбку. Когда мы были маленькими, ей тоже стоило большого труда от-казать нам.
– Ты заслуживаешь того, что тебя сейчас ожидает, – вот все, что я тебе скажу.
После чего она развернулась и пошла на кухню, а ужас, и без того переполнявший ме-ня, грозил теперь выплеснуться через край.
Райли двинулся вперед, а я с букетом пошла по широким ступеням следом за ним, де-лая два шага там, где ему хватало одного. Он уже спустился в сад, и мамины улыбки при виде ее драгоценного сыночка засверкали подобно фейерверку.
– Люси, милая, какие чудесные цветы, но зачем же, не надо было. – Она взяла букет и принялась осыпать меня благодарностями, точно ей вручили корону Мисс Мира.
Я поцеловала бабушку в щеку. Она ответила легким кивком.
– Привет, Люси. – Филипп встал, чтобы меня чмокнуть.
– Пора нам заканчивать с такими встречами, – тихо сказала я, и он рассмеялся.
Я хотела спросить Филиппа, как поживают дети, я знала, что надо об этом спросить, но Филипп из тех, кто слишком далеко заходит в ответе на простой вопрос. У него открывается словесное недержание, и он в мельчайших подробностях рассказывает, что и как делали его отпрыски с тех пор, как мы виделись в прошлый раз. Я люблю своих племянников, правда люблю, но меня не слишком волнует, что они сегодня ели на завтрак. К тому же я более чем уверена, что это были экологически чистые плоды манго и сушеные финики.
– Надо поставить их в воду, – сказала мама, по-прежнему восторженно любуясь буке-том, хотя давно пора было остановиться.
– Я сама поставлю, – ухватилась я за представившуюся возможность улизнуть. – Я ви-дела отличную вазу в доме, очень подходящую.
Райли у нее за спиной саркастически покачал головой.
– Спасибо, милая. – Мама была мне так признательна, будто я предложила оплачивать все ее счета до конца жизни. Она смотрела на меня с обожанием. – А ты немного по-другому выглядишь. Сделала что-то с волосами?
Я тут же невольно провела рукой по своей рыжевато-каштановой шевелюре.
– Легла вчера спать с мокрой головой.
Райли засмеялся.
– Ого. Что ж, выглядит прелестно.
– Ты могла заболеть, – изрекла бабушка.
– Но не заболела.
– Могла.
– Но этого не случилось.
Молчание.
Я пошла в дом, увязая каблуками в траве, а доковыляв до ступеней, сдалась и сняла туфли. От камней исходило приятное тепло.
Эдит куда-то унесла вазу из бара, но я ничуть не огорчилась – чем дольше я буду ее искать, тем лучше. По моим прикидкам, с момента, как я приехала, и до отправки на задание «Ваза» прошло уже двадцать минут. Из двух ужасных часов.
– Эдит, – нерешительно позвала я для очистки совести. И пошла из комнаты в комна-ту, все дальше от кухни, где Эдит, понятное дело, и находилась.
Во внутренний сад выходят пять больших комнат. Одна – из крыла времен пьяницы писателя, две – из центральной части и еще две – из крыла имени баварских пивоваров. Я прошла их насквозь, миновав несколько широких двойных дверей, очутилась в холле и уви-дела, что массивные двери в кабинете отца, с той стороны холла, открыты. Это бывшая ком-ната Автора Знаменитой Книги, именно там он ее и написал.