– Вы знаете фамилию ее врача? – спросил Верлак.
– Не могу припомнить, но вам наверняка скажет Патрисия, наш кредитный инспектор. Это она порекомендовала Сюзанне врача, узнав, что та ищет специалиста здесь, в Эгюийе.
– Благодарю, мадам Лиотта. И спасибо за кекс. Сейчас мы его попробуем.
Мадам Лиотта вышла, а судья и комиссар принялись за кекс и быстро расправились с ним.
– Отличный, – оценил Верлак. – Жаль, что от мадам Жирар такого не дождешься.
– Это противоречит правилам ее диеты, – объяснил Полик с набитым ртом. Последним кусочком кекса он подобрал с тарелки крошки.
Верлак улыбнулся.
– Соберите все, ничего не оставляйте.
– Обязательно.
– Давайте-ка позовем сюда этого кредитного инспектора и поговорим с ней, – предложил Верлак и тут же осуществил задуманное, выглянув за дверь.
Патрисия Пон оказалась элегантной женщиной между тридцатью пятью и сорока годами. Стройная, среднего роста, в строгом бледно-голубом костюме – в отличие от мятого полиэстера мадам Лиотта, – сшитом из качественного льна. Губы на ее удлиненном лице с ярко-голубыми глазами были лишь слегка тронуты бледно-розовой помадой. Ожерелье – необычное, сделанное из больших прозрачных стеклянных бусин, плотно облегавшее шею, – свидетельствовало, что в неслужебное время дама одевается с шиком.
– Я работаю здесь с неполной нагрузкой, – не теряя времени, объявила она. – А еще – в более крупном отделении банка в Вантабране, где и живу.
– Вы хорошо знакомы с Сюзанной Монмори? – спросил Верлак, уже зная, что услышит в ответ.
– Нет, поскольку я здесь появляюсь периодически. Нет.
– Мне сказали, у вас с Сюзанной общий врач, – сказал Верлак.
– Да, доктор Вильон, Жан-Франсуа. Его приемная на этой же улице, в доме сорок шесть, на втором этаже, над еще одним новым агентством недвижимости. Уже четвертым, если не ошибаюсь.
– Раньше мне казалось, что в Провансе больше всего парикмахерских, – заметил Верлак. – Но вы правы, теперь их превосходят численностью агентства недвижимости. Зачем мадемуазель Монмори понадобился новый врач?
– Ее врач вышел на пенсию.
– На что она жаловалась?
Поколебавшись секунду, мадам Пон ответила:
– На желудочный грипп.
– Что еще вам о ней известно? – спросил Верлак.
Мадам Пон улыбнулась.
– За исключением того, что у нас с ней общий врач, я почти ничего не знаю о Сюзанне. У меня трое детей, поэтому я, уходя с работы, отключаю свое «банковское мышление».
– Невозможно было не заметить враждебности в голосе Шэрон при упоминании о Сюзанне Монмори, – высказался Верлак.
– Ох уж эта Шэрон, – вздохнула мадам Пон. – Все очень просто, почти нечего рассказывать: Шэрон и Сюзанна ждали повышения и метили на одно и то же место, которое в результате досталось Сюзанне. По-моему, Шэрон завидует, вот и все.
– Да, вполне возможно, – кивнул Верлак. – Спасибо. Если вы вспомните еще что-нибудь необычное в поведении или в настроениях Сюзанны в последнее время, позвоните нам, хорошо?
– Конечно, – пообещала мадам Пон. – Кстати, вы видели мое объявление на входной двери?
– Это вы написали? – подал голос Полик. – Звучит прямолинейно.
– Да, и мне хотелось, чтобы в нем фигурировало слово «изнасилована», но Камиль не разрешил.
Верлак молча кивнул, он был согласен с решением главы банка.
– У меня две дочери, – продолжала мадам Пон. – Ради всех нас этого человека надо арестовать.
– Его арестуют, – ответил Верлак. – Обещаю вам.
Мадам Пон молча покинула комнату, но посовещаться Верлак и Полик так и не успели: в дверь заглянула Шэрон Пальяр.
– Привет-привет! – Она решительно прошла в кабинет и села. – Я готова, валяйте!
«Неужели не могла хотя бы притвориться, что расстроена нападением на мадемуазель Монмори?» – мысленно возмутился Верлак и раздраженно спросил:
– Вы не любили ее, да?
Если Шэрон Пальяр и была удивлена его прямотой, то не подала виду.
– Ну, я бы так не сказала, – ответила она, помолчала несколько секунд и добавила: – И я сочувствую ей из-за вчерашнего, представляете?
– С трудом, – признался Верлак. – Она когда-нибудь делилась с вами подробностями своей жизни?
Мадемуазель Пальяр рассмеялась.
– Нет! Мы сторонились друг друга.
– Почему?
– Ну… просто у нас нет ничего общего, вот и все.
– Значит, вы ничего о ней не знаете? Хотя вы обе женщины и вдобавок ровесницы?
– Я старше, – поправила Шэрон, одернула юбку и выпрямилась. – Но… видите ли, кое-что о ней я все-таки знаю. Например, что живет она скучно, только и знает, что смотреть фильмы про какую-то старину и подлизываться к месье Иакелья и мадам Лиотта.
– Вот как?
– Если уж хотите знать, месяц назад при повышении мы претендовали на одно и то же место, а получила его она. У меня больше опыта, я старше, а все равно выбрали ее. Видели бы вы, как она себя с клиентами ведет! Вся такая рассудительная и серьезная! А я просто болтаю с ними, понимаете? Поднимаю им настроение на целый день. Расспрашиваю о детях и внуках, и все такое.
Верлак улыбнулся, радуясь, что у мадемуазель Пальяр нет доступа к его банковскому счету.
– Вы злитесь на нее за то, что она получила повышение? – спросил он.
– Эй, минуточку! Вы мне лишнего не приписывайте!
– Это и ни к чему, – объяснил Верлак. – Вы сами так сказали.
Мадемуазель Пальяр замялась.
– Я не говорила, что терпеть ее ненавижу.
Полик в точности записал ее слова и нарисовал на полях звездочку: его десятилетняя дочь Лия часто пользовалась этим выражением. По крайней мере раньше, когда ей было лет семь или восемь.
– Можете идти, – разрешил Верлак.
Шэрон шумно поднялась и, уходя, фыркнула и чпокнула жвачкой.
– Ладно, – сказала она в дверях. – До скорого.
Полик закрыл дверь, повернулся к судье и спросил:
– Подозреваемая?
Верлак откинулся на спинку кресла.
– Не знаю. Она не скрывает пренебрежения и зависти к мадемуазель Монмори, а виновный постарался бы скрыть их. Соображает она туго и зла, как черт. Но достаточно ли зла, чтобы подстроить жестокое нападение на коллегу?
Полик пожал плечами и захлопнул блокнот.
– Куда теперь – в больницу или во Дворец правосудия?
– Едем во Дворец, посмотрим, как продвигаются дела у Алена. Заодно проверим и бывшего парня. Узнать фамилию человека по имени Эдмон, работавшего в марсельском аэропорту, вряд ли будет сложно. Кстати, у вас ведь, кажется, есть кузен, который там работает?
Глава 8
Я есть, она есть
Марин Бонне переступила с ноги на ногу, злясь, что приходится стоять в очереди на почту в единственный свободный от занятий день. Большой плотный конверт она приготовила заранее, но оба автомата, которые взвешивали и штемпелевали бандероли, оказались неисправными. Марин была довольна своим очерком о том, какие отношения связывали Оноре Мирабо, знаменитого политика и литератора из Экс-ан-Прованса, с Томасом Джефферсоном и как они восхищались друг другом. Ей даже казалось, что этот очерк достоин стать главой в задуманной ею новой, современной и чрезвычайно необходимой биографии Мирабо. Биографии были ее излюбленным литературным жанром, чем Антуан Верлак постоянно поддразнивал ее. «Вуайеристка» – так он ее назвал недавно, застав читающей в постели биографию Алиеноры Аквитанской.
– Дело не в том, что мне нравится заглядывать в чужую жизнь, – ответила Марин. – Хотя, конечно, нравится. Но я люблю биографии потому, что этот жанр охватывает множество дисциплин – политику, историю, искусство, науку, религию, гендерную политику и так далее, и так далее.
– Понял, – отозвался Верлак, укладываясь в постель с книгой и очками на носу.
– А тебя разве не интересует жизнь поэтов? – спросила она, заметив, что в кои-то веки Верлак читает не антологию Филипа Ларкина, а сборник Чеслава Милоша.
Верлак засмеялся:
– Нисколько. Пожалуй, их жизнь только разочаровала бы меня.
– Очень жаль, – заметила Марин. – А мне кажется, она помогла бы тебе понять их стихи.
– Не думаю, что жизнь человека имеет хоть сколько-нибудь заметное отношение к его творчеству.