Колдунья прервала его на полуслове:
«Дай мне левую руку, я сама посмотрю твой сон».
Она взяла его руку в свою ладонь и погрузилась в молчание и задумчивость.
Потом поглядела на него, и ему показалось, что глаза её совсем помолодели, сверкнули юной искрой.
«Я знаю, что значит твоё видение, но не могу сказать всего. Скажу тебе только, что карлик – это ты сам, каким ты был прежде, а лошадь – тоже ты, но не весь ты, а часть тебя. Вы с ней, с лошадью, единое целое. Это как тот памятник рыцарю на площади нашего города, который весь – и наездник, и лошадь – вылит цельно из одного куска металла. Ведь ты тоже теперь – рыцарь, с гербом».
«Но что это значит? Я не понимаю, о чём вы говорите. Какой рыцарь?» – спросил он.
«Я и сама не знаю, но вижу тебя как будто на средневековой гравюре. Иди и не тревожься. Кому надо сами тебя найдут. Тебя уже ищут – и это во благо».
Она посмотрела на оторопевшего Томаса Лонга, не сказав слов прощания, но он понял, что она всерьёз прощалась с ним.
Глава седьмая
Аристократ имеет идеалы, убеждения и кодекс веры. Он открыто провозглашает их, но не вступает в идейные споры, встречая несогласие. Он с интересом и спокойно воспринимает чужие взгляды. Аристократ почтительно относится к будущему. Он знает, что каждый его поступок и каждая его мысль определяют будущее. Он ведёт себя так, чтобы его потомки думали о нём не хуже, чем он думает о своих предках.
«Кодекс аристократа»
Томас Лонг повернулся и пошёл было обратно к лестнице, ведущей вниз, но тут заметил ещё одну табличку, приглашающую в соседнюю комнату, отгороженную тяжёлой портьерой.
На табличке было написано: «Фотография ауры. Диагностика болезней».
Он вспомнил, как секретарь их компании рассказывала на корпоративном пикнике о том, что её ауру однажды сфотографировали, и что цвета на снимке оказались оранжево-красными и очень яркими.
Секретарша рассказывала этот случай как смешную шутку: ей тогда объяснили, что такая палитра означает сильные влечения плоти и в целом низкий уровень духовного развития.
И Томасу Лонгу вдруг захотелось узнать про свои цвета, он прошёл сквозь вельвет портьеры и оказался в небольшой студии.
Около оптического прибора на треножнике сидела девушка в толстых роговых очках, неуклюжая и некрасивая, и его внимание привлекла особенная бледность её лица.
«Вам экспресс-аурографию или детальный снимок по всем тонким телам?» – деловым тоном спросила она Томаса Лонга.
«А в чём разница?» – полюбопытствовал он.
«В цене, во времени проявки, в точности прогноза».
«Сделайте мне, пожалуйста, ту, что побыстрее, чтобы сразу посмотреть», – попросил Томас Лонг.
«Значит, экспресс. Садитесь на табуретку и смотрите в объектив. Сосредоточьтесь на чём-нибудь хорошем», – сказала девушка.
Он сел на низенькую табуретку и честно попытался сосредоточиться на чём-то хорошем.
Вспомнилось ему, однако, далеко не самое приятное начало сегодняшнего дня: странный сон и абсурдное увольнение.
Тут что-то вспыхнуло, щёлкнуло, и из аппарата вылез блестящий влагой бумажный квадрат.
Девушка взяла снимок в руки и стала его разглядывать.
Она нахмурилась – и Томас Лонг съёжился, подумав, что она увидела какие-то совсем нехорошие цвета.
«Ну, что там?» – нетерпеливо спросил он.
Она подняла на него глаза, улыбнулась:
«Давайте ещё раз попробуем. Тут брак какой-то. Сделаем детальный снимок на этот раз».
Девушка снова щёлкнула аппаратом, через какое-то время вылез фотоснимок, и, вглядевшись в него, она опять недовольно сжала губы.
«Снова что-то не то?» – предположил Томас Лонг.
«Видимо, неполадки с камерой, – пробормотала она. – Знаете что? Давайте я сяду вместо вас, а вы нажмите вот эту кнопку. Нужно проверить, работает аппарат или нет».
Он уступил посерьёзневшей девушке табуретку, а сам сел на её место и нажал кнопку.
Вспышка, щелчок – и из камеры вылез ещё один снимок.
Томас Лонг непроизвольно взглянул на него: вокруг несимпатичного лица девушки было мутное облако, переливающееся яркими оранжево-красными цветами.
Она тут же подошла к нему, взяла снимок, посмотрела на него, потом посмотрела на Томаса Лонга, потом снова на предыдущие два снимка.
«Ну как, сломалась машинка?» – поинтересовался он.
Девушка медлила с ответом, озабоченно смотрела на него.
«Я не очень понимаю, что происходит, – наконец сказала она. – Аппарат исправен. Но на ваших снимках вообще нет ауры. Вот, смотрите».
Она протянула ему два снимка, где действительно никакого мутного облака и никаких цветов не было.
«И что это значит?» – встревожился Томас Лонг.
«В моей практике такого ещё не случалось, – немного испуганно ответила она. – Дело в том, что совсем ауры нет только у мертвецов».
Томас Лонг вздрогнул.
«Неудачная шутка, вам не кажется?» – пробормотал он.
«Я видела, как у смертельно больных людей аура становится сероватой и резко уменьшается в размерах. Но чтобы совсем её не было… Нас учили, что даже и у покойников аура держится какое-то время», – продолжала она.
«Но я ведь не покойник, правда? – с горькой иронией сказал Томас Лонг. – Можете взять меня за руку и убедиться в том, что она вовсе не ледяная».
«Я всё понимаю. Простите меня. Я просто не знаю, что вам сказать. В любом случае, будьте осторожны. Возможно, вам грозит какая-то опасность», – речь девушки стала сбивчивой, торопливой, и толстые линзы её очков слегка запотели.
Томасу Лонгу показалось, что ей очень хочется, чтобы он поскорее ушёл.
«Что ж, спасибо за заботу. Надеюсь, вы не возьмёте с меня денег за столь точный диагноз?» – разочарованно спросил он.
«Нет-нет, конечно. Я понимаю. Не могли бы вы только оставить мне эти фотографии вашей ауры… Ну то есть её отсутствия. Я хочу показать их кое-кому», – попросила она.
«Делайте с ними что хотите. Только булавок в них не втыкайте!» – Томас Лонг развернулся и направился к выходу из злополучного магазина.
Глава восьмая
Аристократ не занимается торговлей. Его не интересует прибыль и коммерческая выгода вообще. При этом важно его личное неучастие в торговых отношениях, в которые могут быть вовлечены его представители, обеспечивающие его благополучие. Участие аристократа в коммерции и финансовых делах может быть оправдано в том случае, если он занимается этим не ради получения дохода, а во имя иной, более достойной цели – например, для благотворительности. Единственной материальной ценностью для аристократа обладают его собственные вещи, он воспринимает их как часть самого себя. Чужие вещи приобретают ценность, если аристократ имеет к ним какое-то отношение – или просто прикасается к ним.
«Кодекс аристократа»
Вышел из магазина – и тут же свернул в соседнюю улицу, и ноги сами завели его в другой – на этот раз большой и престижный – торговый центр.
«„Шоппинг-терапия“ – так это, кажется, теперь называется, когда идёшь за покупками, чтобы душу успокоить», – думал Томас Лонг, пытаясь понять, почему он вдруг зашёл в этот дорогой пассаж, в модные бутики.
Томас Лонг и раньше заходил в этот сверкающий торговый зал, его иногда посылали сюда в качестве консультанта по корпоративным подаркам: перед Рождеством и прочими деловыми празднествами.
И сейчас его потянуло к красивым вещам, хотелось смотреть на них, прикасаться, представлять, как однажды он, возможно, будет обладать ими.
И хотя он был в магазине, как в музее, лишь благодарным созерцателем, всё же терапия возымела своё действие.
Ему здесь было действительно хорошо, он не чувствовал и капли раздражения от того, что сам не принадлежит к классу покупателей красующихся в витринах вещей, что недостаточно богат и элитарен для этого.
Он не стеснялся своего внешнего вида, не совсем соответствующего обстановке.
На нём не было дорогой одежды, модной причёски, брезгливого взгляда и вальяжности жестов, но никто из продавцов не разглядывал его оценивающе, не попрекал, не выгонял.