В битве его войска дрогнули, он потерял пехоту и конницу, флот полностью уничтожен. А всё предатели, вступившие за спиной правителя в тайные переговоры с Лукуллом!
Царедворец Каллистрат, стратег и советник, разделял уныние правителя:
– О великий царь, твои солдаты пали духом, их одолел страх. Начался бунт. Убиты многие полководцы и сановники…
Митридат VI Евпатор, тщеславный и гордый человек, гений власти и великий злодей, всегда отличался энергичностью и предприимчивостью. Соединяя в себе все пороки восточных деспотов – дикое суеверие, коварство, жестокость, необузданную похотливость, – он везде видел измену. Теперь же надломленный, в совершенном бессилии ожидал приближения смерти.
– Мы в окружении, и это чудо, что меня еще не схватили, – в глубокой апатии и тоске шептал царь.
Самонадеянный глупец! Римляне прижали, и вместо того, чтобы спасаться, он приказал атаковать пехоту противника кавалерией, не зная, что в тылу, за горой, затаилась римская конница. Решающая битва проиграна. Глупость одной минуты разрушает долгий труд мудрости. Поражение было предрешено, противник знал все его замыслы.
В шатер вбежал начальник царской охраны Диафант и, вызвав окончательное замешательство царедворцев, закричал:
– Римляне движутся к лагерю!
Каллистрат, больше беспокоясь о своей судьбе, предложил:
– Государь, ты можешь сдаться на милость победителя.
– Нет, лучше умереть, – проворчал Митридат.
В полной мере ощущая беспомощность, осознавая, что ему шестьдесят три, он стар, война проиграна, жить больше незачем, он ласково посмотрел на единственного здесь дорогого ему человека – жену Гипсикратию, страстно его любившую и неотлучно находившуюся рядом.
Взволнованная женщина призвала:
– Великий царь! Ты сумеешь собрать новое войско и поставить римлян на колени!
– Не в этот раз, – на глазах Митридата навернулись слезы.
Свою жизнь он посвятил борьбе с Римом. Война – его страсть. Много городов и царств были покорены Митридатом, взяты несметные богатства, самый большой гарем на Востоке был у него. Но зачем теперь все это? Он столько раз терпел поражение от Рима, что растратил душевные силы на бесконечное возрождение из пепла. Враг топчет понтийскую землю и грабит богатые города, не сдавшиеся крепости долго не устоят, смысл жизни, который он видел в борьбе и возвышении над человечеством, потерян.
В минуту упадка духа ему привиделись бывшие жены и близкие родственники. Что с ними сделают? Даже если толпа не растерзает их, они окажутся в Риме в качестве трофея, а потом всех продадут в рабство. Вспомнилась любимая Береника, принесшая безмерное счастье, а еще властная и ненасытная Монима, всячески изводившая царя… При мысли о женах, наложницах и сестрах на лице Митридата появилась слабая улыбка. Но вдруг его выражение лица стало жестким. Не допустить позора! Никогда драгоценные камни его диадемы не станут добычей римлян!
– Позовите Вакхида! – приказал он.
Гипсикратия, схватив царя за руку, опустилась на колени:
– Не все потеряно, бежим, я спасу тебя!
Он нежно смотрел на нее:
– Удача окончательно отвернулась от меня…
В шатер вошел евнух Вакхид:
– Повелитель, ты звал меня?
– О мой друг, Вакхид! Ты всегда был мне как брат. С тобой мы прошли половину мира. Ты же предан мне? – схватив евнуха за руку, царь смотрел ему в глаза, пытаясь разглядеть ответ.
Вакхид всякий раз в точности исполнял приказы царя. Теперь ему предстояло ехать в Пантикапей и Евпаторию и убить всех жен, наложниц и сестер правителя. Величайший позор, если они попадут в плен к римлянам. Нужно лишь предоставить им выбор, как умереть.
– Мне незачем жить, – негромко говорил монарх. – Яд не поможет. Вакхид, вот мой последний тебе приказ: пронзи меня мечом.
– Нет, мой повелитель, я не могу!
– Спасения нет. Делай, что сказал! – Митридат закрыл глаза.
Вакхид, помедлив, обнажил короткий меч, отвел руку назад и, сделав выпад ногой, направил меч для удара в грудь царя. Неожиданно по клинку Вакхида ударил кинжал Гипсикратии, не дав нанести смертельный укол. Взбешенный Вакхид, отступив, метнулся в атаку на женщину. Она закрылась кинжалом. Клинок воина заскользил по ее клинку. Амазонка, стремительно развернувшись, приставила лезвие кинжала к горлу Вакхида. Тот от неожиданности замер.
– Пока я жива, – сердито выпалила женщина, – никому не позволю причинить тебе вред, великий царь.
Митридат открыл глаза:
– Ну ладно, опустите оружие.
Гипсикратия убрала кинжал в ножны, отошла. Уязвленный Вакхид продолжал смотреть перед собой ничего не видящим взглядом.
– Вакхид, убери меч! – царь повысил голос. – И слушай меня: возьми десять всадников и направляйся в Пантикапей. Выполняй приказ!
Вакхид ушел и вскоре с отрядом всадников поскакал выполнять безрассудный приказ. Митридат, всегда подверженный резким перепадам настроения, медленно вышел из оцепенения, перевел взгляд на Гипсикратию и устало произнес:
– Ты моя Ариадна. Подобно ей, пожалуй, выведешь меня из лабиринта смерти… – Бесстрастным тоном он добавил: – Жизнь и смерть – это безумный танец преодоления человеческой природы, но в этом танце я испытываю наслаждение.
Его настроение улучшилось, появилось желание сделать что‑то значимое. Царь обратился к начальнику охраны:
– Осел готов?
– Да, владыка.
– Отступаем в Коману.
С отрядом всадников из личной охраны численностью до восьмисот человек Митридат и Гипсикратия поскакали из военного лагеря понтийцев на восток, надеясь на удачу, туман и приближающуюся ночь.
Римляне взяли лагерь Митридата без боя. Большой отряд римской конницы пустился вдогонку за царем. В тумане преследователи разделились, и одна из групп практически настигла беглецов, но солдаты наткнулись на осла, навьюченного мешками с золотом. Увидев высыпающиеся из дырявых мешков монеты, римские солдаты бросились делить золото, дав царю время уйти.
Но уйти недалеко. Лукулл предвидел, что Митридат попытается прорваться из окружения. На основных путях отступления уже были устроены засады.
В шатре понтийского царя хозяйничали римляне.
– Император, мы захватили казну и гарем Митридата с десятью наложницами, – докладывал обстановку легат Мурена, когда главнокомандующий уселся на походный трон монарха. – Царя нигде нет, отряд Сорнатия преследует его.
Грозно посмотрев на военачальника, Лукулл отрезал:
– Поймать царя! Доставить его ко мне живым!
Бросив взгляд на убранство роскошного шатра, повертев в руках золотую статуэтку грифона, терзающего волчицу, он подозвал к себе военного летописца:
– Пиши: «Преследование продолжалось долго и затянулось на всю ночь, пока римляне не устали не только рубить, но даже брать пленных и собирать добычу».
Лукулл, человек высокообразованный, надменный и упрямый, снова взглянул на статуэтку грифона – мифического существа с головой, когтями и крыльями орла, а телом льва. Подозвав к себе Мурену, своего старого соратника, дальновидного и храброго генерала, он сказал:
– Посмотри на статуэтку. Это – послание. Митридат намекает, что подобно мифическому крылатому существу, соединяющему ум и силу, он имеет власть над небом и землей, не так ли?
– Да, Лициний, – отвечал Мурена. – Похоже, Митридату хочется верить, что он вращает колесо судьбы.
– А знаешь, я припоминаю: в греческих книгах грифона зовут стражем сокровищ и тайного знания, – Лукулл произнес это с загадочным выражением лица.
«Так-так, – думал он, – хвастаешь тайным знанием, ну посмотрим, чья возьмет!»
В шатер входили военные с очередными донесениями, новостей о царе не было, как вдруг появился легат Секстилий:
– Пойман раб, личный парикмахер царя! При нем царская диадема. Он утверждает, что Митридат убит.