Она выставила Монику дурой перед ее подружками и несколькими популярными старшеклассниками. Не сказать, чтобы все было так уж плохо. Просто она проходила мимо, когда Моника говорила, что Вторая мировая война была «этой придурошной Китайской войной».
И у нее рефлекторно вырвалось: «Не была». Большая часть из них, неуклюже расположившаяся на диванчике студенческого общежития, посмотрела на нее так удивленно, словно заговорил автомат с колой. Моника, ее подружки и трое крутых сынков богатеньких папочек застыли с открытыми ртами.
«Вторая мировая война… — понесла Клэр, паникуя и не совсем понимая, как она из этого будет выкручиваться. — Я хотела сказать, ну, что это была не Корейская война. Она была позже. Вторая мировая война была с немцами и японцами. Ну, знаешь, Перл Харбор?»
Парни посмотрели на Монику и заржали, а Моника покраснела — не сильно, но достаточно, чтобы загубить свой идеальный макияж. «Напомни мне не покупать твои труды по истории, Моника, — сказал самый остроумный из парней. — Какой же придурок этого не знает?» Хотя Клэр была уверена, что, на самом деле никто из них не знал.
Клэр видела ярость в глазах Моники, быстро закипающую под аккомпанемент улыбок, смеха и флирта. Клэр снова перестала существовать для парней.
Для девчонок она была новенькой, и чертовски нежеланной. К ней всю жизнь так относились. Умная, маленькая, с посредственной внешностью — точно не выигрыш в лотерею жизни; она была вынуждена бороться за каждую мелочь. Всегда кто-нибудь насмехался, или бил, или игнорировал ее, или сразу все вместе. Когда она была совсем маленькой, она думала что самое плохое, это когда над тобой смеются, но после пары конфликтов на школьном дворе, первую строчку заняло — быть побитой. Но по опыту (укороченному на два года) средней школы, гораздо хуже, если тебя игнорируют. Она перешла туда на год раньше остальных и ушла на год быстрее. Никому это не понравилось.
Никому, кроме учителей.
Проблема была в том, что Клэр действительно любила школу. Любила книги, чтение, учебу — ну… кроме математики, но многое другое любила. Физика. Какая нормальная девушка любит физику? Только ненормальная. Никогда даже не думавшая о популярности.
Встретиться лицом к лицу с популярностью? В этом и был смысл жизни. Это доказала Моника, когда мир сошел со своей оси на несколько секунд, чтобы обратить внимание на Клэр, а потом, продолжил вращаться вокруг милашек.
Справедливости не было. Она погружалась с головой в учебу и надрывалась в средней школе. Окончила школу с отличием, получила достаточно высокий бал за квалификационный тест, чтобы быть принятой в любую из тех легендарных школ, где быть сумасшедшим гением, девочкой-мутантом, не было недостатком.
Это не имело значения. Мама с папой взглянули мельком на стопку восторженных ответов из университетов вроде МТИ (Массачусетский технологический институт), Калтеха (Калифорнийский технологический институт) и Йеля, и перекрыли ей кислород. Никогда их шестнадцатилетняя дочь (почти семнадцатилетняя, настаивала она, хотя это было не совсем правдой) не будет ездить за три тысячи миль, чтобы учиться. (Клэр безуспешно пыталась объяснить, что если есть что-то, что помешает ее зарождающейся академической карьере, так это стать переводной студенткой из Техасского Прерийного Университета. Так же известного, как ТПрУууууу.)
И вот она здесь, застряла на паршивом верхнем этаже паршивого общежития в паршивой школе, восемьдесят процентов студентов которой переводились после первых двух лет обучения — или отсеивались — а Моникетты стащили ее мокрое белье и выбросили его в мусоропровод. И все потому, что Моника не побеспокоилась узнать хоть что-нибудь о мировых войнах, кроме их нумерации римскими цифрами.
«Но так не честно!» — слышалось в ее рыданиях. Ведь у нее был план! И хороший план! Моника ложилась поздно, и Клэр встала пораньше, чтобы постирать свое белье, пока часть праздной толпы была в полусонном состоянии, а часть прилежных студентов находилась в классах.