– Еще раз эту хрень услышу, нос с ушами оторву. На третий раз ребра переломаю, а после и вовсе в землю вколочу. А подругу твою наголо обрею и голой по городу гулять пущу. Все ясно?
Паша тряс разбитой физиономией, потрясенная Маша тоже безмолвствовала. При этом оба видели, что класс, это «стадо баранов и пофигистов, аморалов и циников», все-таки берет сторону Вано и при любом раскладе готов поддержать любые репрессии в отношении роковых мечтателей.
Само собой, мечтать они продолжали. Но больше все-таки про себя и крайне осторожно. Вот и на этом вечернем променаде, скорее всего, их не было. С легким сердцем вернулся бы домой и я, но здесь меня ждал Вано, здесь тусил актив класса, а значит, обреталась среди прочих и Цапля. Короче, нельзя мне было пропускать подобные сборища. Из-за Цапли и чтоб народец не забывал, что существует на свете такой Петр Полетаев из 8 «Б». Смешно, наверное, но мне, в самом деле, казалось это важным. И даже когда в «Ревизоре» я как-то наткнулся на откровения Бобчинского, то в первый момент прямо офонарел от похожести. То есть, в классе все, понятно, ржали – и я ржал, но про себя-то мечту Бобчинского оценил на все сто – это когда, значит, он упрашивал Хлестакова насчет царя и вельмож. Мол, будет случай, передайте им всем, что в таком-то городе живет и коптит воздух Петр Иванович Бобчинский. Так, мол, и передайте! А зачем, для чего? Да чтоб засветиться! Что тут непонятного? Любой ценой. И не ради какого-то Олимпа, а просто чтобы не чувствовать себя пустым местом…
Впереди мигнул красный огонек, скользнул по темному древесному стволу, сполз на землю.
Сердце в груди болезненно стукнуло, я споткнулся и замер. В последней серии «Снайпер» за такой же сценой следовал выстрел, а после – придушенный вскрик и падение мертвого тела.
В нормальную голову подобная мысль вряд ли пришла бы, но я со всеми своими фобиями даже не особо ей удивился. Только бумкнуло в голове раз-другой, и захотелось метнуться за ближайшее дерево, а там зайчиком-попрыгайчиком на четвереньки и рвать во все лопатки. Все равно как той перепуганной крысе. Только попробуй – скройся в таком выбритом лесочке. Все как на ладони – голенько, аккуратненько – стреляй, не хочу.
Дразнящим зигзагом световая точка загуляла по траве, а мгновением позже из-за моей спины выскочила шумно сопящий ротвейлер и бросился ловить «зайчика». Опс!
Я с трудом повернул голову и разглядел коренастого мужчину, неспешно бредущего по тропинке. В одной руке он держал сложенный петлями поводок, в другой миниатюрный лазер – из тех детских, что продаются в уличных киосках. Я с облегчением перевел дух и даже мысленно назвал мужика красавой. А что? Нашел простое решение! Чем тянуть такую зверюгу на поводке, проще воспользоваться плодами цивилизации. Нажал кнопочку – и гоняй четвероногого друга по всем кочкам. Нет, ну, правда, красава!
Огненное пятно запрыгало по земле, и, проделывая уморительные кульбиты, здоровенная псина начала припадать к земле, совершая скачки вправо и влево, пытаясь поймать неуловимую искорку.
А в следующую секунду я услышал отдаленный смех и тоже рассмеялся. От облегчения и понимания, что «свои» близко. Фобии вновь вынуждены были расступиться. Живой и невредимый, я наконец-то добрался до своей цели.
Глава 4 Променад
Если выражаться точнее, народ, конечно, не смеялся, а гоготал. Не учили у нас в школах красиво смеяться. И улыбаться не учили, и говорить, если честно, тоже. Вроде и был даже предмет такой – риторика, только что мы там делали, я и сейчас толком не вспомню. Скорее всего, ничего путного, поскольку как бурчал наш Миха себе под нос, так и продолжал бурчать, как мямлили мы у доски, умирая от косноязычия, так и продолжали умирать. Кое-кто из девчонок в начальных классах изъяснялись даже более по-человечески, – сейчас все больше фыркали да жеманно тянули жаргонные словеса. «Да ты чё-ё? Зашибись… Приколи, реально тебе говорю…» – ну, и в таком вот приблизительно духе.
В общем, народ гоготал, и на этот самый гогот я вышел, как на проблеск маяка. Мое появление, кстати, тоже было встречено ожидаемым аудиовсплеском:
– О-о, Полетай припорхал! Отпустили, что ли? Мама с папой?
– Да он реально сбежал! С балкона на простынях спустился.
– Вау! Хой-ёоу!
– А-аа!..
И так далее – в такой же примерно тональности. Еще и Юрка Жигунов временами старался – изображал, обалдуй такой, соловья-разбойника. Хотя свистуном он действительно был мощным. Закладывал три пальца в рот и выдавал такой колоратурный пассаж, что уши закладывало. За что и получал по загривку справа и слева. И, конечно, довольно гоготал, воспринимая затрещины, как высшую похвалу своему свисту. Добавьте к этому вопли павлинов с попугаями, которых наши остряки, разумеется, тут же принимались передразнивать – и получался редкой пестроты концерт. Не во всяком зоопарке услышишь.
Так примерно мы и тусовались. Лешик, самый бойкий на язык, без конца сыпал остротами и анекдотами. Народ с готовностью реготал. Иногда кто-нибудь из девчонок взвизгивал, парни тут же отзывались утробным уханьем и ревом. Я даже как-то подумывал – не записать ли все эти вопли да рыки на аудио, а после прокрутить на классном часе. А лучше на уроке биологии. Не знаю, как бы отреагировал учитель, а Дарвин, создатель теории видов, точно был бы доволен.
Впрочем, и у нас водились свои молчуны, свои аристократы. Тот же Макс сидел чуть в сторонке – как обычно на своей спортивной «Хонде» в двести кубиков и в общем гаме не участвовал. Он в нашем классе тоже появился сравнительно недавно – всего-то в прошлом учебном году, практически вместе с Цаплей. Впрочем, в коллектив, благодаря денежкам и шустрым от природы мозгам, вписался быстро и легко, но мне всегда казалось, что коллектив-то его как раз не интересовал. И девчонки наши его тоже не интересовали – никто, кроме Цапли.
Он и сейчас вдруг негромко принялся насвистывать знакомый мотивчик. Я бы не обратил внимание, но, чуть обернувшись, Цапля метнула в его сторону цепкий взор, и я сразу припомнил эти залихватские строчки: «Baby, you can drive my car…» Ну, конечно! Что еще мог выбрать этот хитрец, сидя в седле? Разумеется, «Битлов» – и именно эту песню. «Хонда», конечно, не «car», но тоже очень даже ничего, потому Цапля и отреагировала, как положено девчонке со слухом и вкусом.
Тут тоже таилась своеобразная тонкость. Галдящая толпа, конечно, ничего не заметила, а между ними словно зыбкий мостик протянулся. Макс, точно человек-паук, выбросил липкую нить паутинки, и Цапля ее поймала. Тут же, понятно, выпустила, однако и этим маленьким успехом красавчик Макс остался, похоже, доволен. Он и меня поймал в прицел своих темных глазищ, губами изобразил усмешку победителя. В качестве свидетеля и конкурента я его ничуть не беспокоил, а вот мне его взгляд решительно не понравился. Это толстокожему Вано были до лампочки все наши зыбкости да тонкости, но я-то понимал прекрасно, что после Вано главным соперником у меня значился Макс. Умный, циничный, а главное – отлично понимающий, что наша Цапля и не цапля вовсе, а настоящая принцесса. Другие этого не видели, а Макс, гад такой, видел прекрасно…
– А-а-а! В сторону, гопота!
Маяк с Жорой едва успели отпрянуть к кустам, сидящие девчонки торопливо поджали ноги. Громко шлепая берцами сорок пятого размера, мимо лавочки с одноклассниками ураганом промчался Вано. В тележке, упертой из торгового центра под визг и хохот он катал двоих пассажирок – на этот раз Васёну с Ксюхой. Ведь упихал как-то – сумел! И то сказать: после такого количества пивасика людей можно трамбовать в любых количествах и в любые емкости. Я покосился в сторону урны, которую за час с небольшим мои одноклассники умудрились доверху забить пустыми банками и бутылками. С завистью, надо сказать, покосился. Сам я пива никогда не понимал, но вот тому, как легко и просто заливали в себя эту жижу мои одноклассники, действительно, завидовал.