Могилы на обочине - Леев Шура

Кем был прежде Федя никто достоверно не знал. Выглядел он как бомж, и также, как люди данной категории жил на подачки. Был он простым духом дорог, что кормятся у автомобильных трасс, чем бог пошлет. “Ты стервятник”, – говорил ему Шурале, обычно после второй бутылки самогонки, – “вот я – благородный охотник, а ты падальщик”. Федя не спорил, как бы невыкобенивался его собутыльник, они оба занимались одним и тем же – питались душами умерших. Таких как Федя был пруд пруди, благо, дорог развелось множество, а скоростных машин еще больше. Дело был верным и стабильным. Феде же принадлежал лакомый кусочек федеральной трассы М5 между Ашой и Златоустом, так что дела Феди были в шоколаде, несмотря на издевки Шурале. И какой-нибудь молодой дух степей удивился бы, увидев бомжеватого Федю. Но как говорят у духов – “не верь глазам, получишь копытом по рогам”. “Эти места издавна славились нечистью”, – любил заметить в дружной компании Федя. И часто у костра рассказывал о том, что не поведал Бажов своим читателям. “Эх горячая женщина была Хозяйка Медной горы”! – восклицал он обычно в конце какого-нибудь рассказа. И тогда глаза Феди начинали неестественно светиться.

В эту безлунную ночь у костра хихикали две русалки, между ними примостился похотливый банник, слева от Феди сидел Домовой, справа сидел и непривычно молчал Шурале. У костра также сидели трое новеньких: хилый метровый недоросток и два мелких радиоактивных мутанта. Пришли они с безмерным количеством виски, разной жратвы и почему-то с кассовым аппаратом. Шурале пошел отлить. Банник лукаво спросил у Феди: “А что у Шурале с левой рукой, прячет ее, и молчаливый какой-то сегодня?” Когда Шурале вернулся, все безудержно ржали над рассказом о встрече в лесу контуженного омоновца, собиравшего подберезовики, и на свою беду встретившего его Шурале. Кыштымский монстр валялся на спине, маленькими ручонками держался за живот, и казалось, что он задыхается, а вовсе не смеется. Шурале поняв, что смеются над ним, тоже в первый раз улыбнулся, поднял перевязанную руку и сказал:

– Ну откуда я знал, что после ранения он утратил осязание! Я его значит щекочу, а он на меня так внимательно как на дурака смотрит. А до меня не доходит, что ему пофиг. А потом как схватил мою рабочую левую и начал поочередно пальцы ломать. Ломает и молча в глаза смотрит. После трех сломанных пальцев, я его правой саданул раза два, или три. Он руку мою отпустил, и я сразу бежать. Дело было два месяца назад. Мне ведьмы пальцы на место вставили, травами залечили, да заговорили, сказали к весне как новые будут. Так что я сейчас, как бы на больничном. Вон Феде помогаю, да Лешему долг отрабатываю.