Когда пресс-конференция закончилась, и последний осветитель свернул провода и упаковал в чемоданы горячие лампы, а журналисты уже неслись в свои редакции со свежим сенсационным материалом, Власин обнял за плечи Егорыча, и, подталкивая к машине, заметил:
– Все вроде бы верно, Егорыч, но… уж больно ты про президентов да премьеров лишнего насочинял. Признайся, браток, хотелось коснуться вечности?
– А чего я присочинил-то? Так все и было!
– Что-то я не припомню, чтобы тебя они… как бы сказать… замечали, что ли?
– А кого же! Тебя, что ли?
– Да я и не претендую.
Мужчины сели в машину, таксист обернулся с вопросом в глазах.
– Поехали, – скомандовал Власин, – в русское посольство.
– За Булонским лесом? – на всякий случай спросил таксист.
– За ним, за Булонским, – кивнул Власин.
– Чего это он? – поинтересовался Егорыч, не разобрав, о чем разговаривали Власин с таксистом.
– Спрашивает, кто ты. Лицо, мол, знакомо ему. Думал, что русский министр.
– Почему министр?
– По телевизору похожего на тебя видел, около Горбачева.
– Так это я и был. Небось, телевизионщики сняли, когда я ему вопросы сыпал, а таксист решил, что я это… министр. Бывает!
– Я так и сказал. А все-таки ты врешь!
– Чего я вру?
– Не заметили они тебя тогда. Ну, привез рыбину, ну, выволок ее на сцену. И чего? Один, что ли?
– А хоть и не один! Мне поручено было! Де Голль, знаешь, как меня обнимал, целовал даже. И Косыгин благодарил. Все! Это ты, Власин, от зависти! Но ты ведь тоже… это… участие принял.
– Принял, – кивнул Власин и уставился в окно.
Егорыч отвалился на сиденье и устало прикрыл глаза. Очнулся, только когда машина остановилась перед воротами посольства. В стороне стоял черный автобус с полицейскими, день и ночь охраняющими подходы и подъезды к посольству. Власин, выходя из такси, приветливо кивнул им. Они помахали руками и заулыбались.
– Видал, уже знают, – сказал Власин Егорычу.
Тот захлопнул за собой дверь и непонимающе посмотрел в сторону приветливых полицейских.
– Что знают?
– О тебе, чудак. Приветствуют.
– Откуда знают-то?!
– Пресс-конференция.
– Так мы только-только закончили! Когда успели-то?
– Здесь все так. Рынок, понимаешь.
– Во дают! Черти!
Егорыч вдруг широко заулыбался, замахал руками и быстро направился к полицейским. Власин не успел даже окликнуть его, а Егорыч уже тряс руки удивленным стражам порядка и развязно похлопывал их по плечам.
– Мы еще не то можем! Приезжайте к нам в Сибирь, ребята! Сами увидите!
«Ребята» сначала растерялись, но потом, решив, видимо, что русский выпил лишнего, примирительно ухмыльнулись и тоже похлопали его по плечу: иди, мол, проспись. Власин все же успел подхватить Егорыча под руку и втолкнуть в ворота посольства.
Егорыч смотрел вокруг себя осоловелыми глазами, в которых плескалось счастье от нежданно-негаданной популярности и от удовлетворения своей, как обнаружилось, яркой жизнью.
Глава 9
Скандал вспыхнул утром следующего дня. Теплое и нежное, оно заглянуло в номер гостиницы, в проем тяжелых штор, ничего дурного Егорычу не предвещая. Артур Петров сладко потянулся в постели, вспомнил вчерашний день, вечер, выпивку в посольстве в «подводной лодке» с Власиным, и какой-то мутный, почти выпавший из памяти, отъезд в гостиницу на посольской машине. Немного побаливала голова, слегка подташнивало, но это состояние Егорычу было хорошо знакомо, и если бы оно в это утро отсутствовало, Егорыч имел бы все основания для беспокойства: так ли уж хорошо, так ли уж ярко прошли вчерашний день и вчерашний вечер.
Он вспомнил, как Власин, перебирая струны старой гитары, пел песенки собственного сочинения о тяжелой заграничной дипломатической службе, о родине, которая с надеждой поглядывает из туманной дали на своих героев в смокингах, о подлых предателях, сбежавших за жирным куском хлеба с маслом на коварный Запад.
Егорыч улыбнулся и сел, спустив с кровати ноги. Он поискал ногами тапочки, которые всегда возил с собой, нащупал их, пошевелил пальцами ног и тяжело вздохнул. Когда забренчал телефон, Егорыч еще лениво плескался в душе. Мокрый, взлохмаченный, обернутый полотенцем, он прошлепал по полу к кровати, возле которой и стоял на тумбе телефонный аппарат.
– Алло! Слушаю, – произнес Егорыч неожиданно хриплым голосом.
– Это кто? – спросил аппарат голосом Власина.
– Это – я! Артур Егорович Петров. А там кто?
– Чего-то я тебя не узнаю, Егорыч! Ты что, охрип?
– Сашок, ты?
– А кто же еще? Де Голль, что ли?
– Ну, ты даешь! Тоже мне шуточки! Я это… не говорил давно. Со вчерашнего дня. Вот и осип немного.
– Ничего, сейчас поговоришь…
– Не понял.
Егорыч действительно не понял, с кем и о чем он сейчас должен поговорить, но шестым чувством уловил тревожную волну почти электромагнитного свойства, исходившую от последней Власинской фразы.
– В посольство тебя вызывают. Срочно! Заодно и меня.
– А ты где?
– Внизу, в гостинице. За тобой приехал.
– Так ты поднимайся!
– Лучше ты спускайся, и побыстрее.
– Я голый, Сашок!
– Одевайся, черт тебя побери!
– А чего случилось-то? Война, что ли?
– Узнаешь. В общем, жду.
Егорыч растерянно сел на кровать, держа в руках трубку телефона. Он медленно положил ее на рычаг и почесал затылок. Потом пожал плечами и зашлепал обратно в ванную комнату. Через семь с половиной минут он уже стоял перед Власиным в вестибюле гостиницы.
– Чего они, Сашок?
Власин взял его за рукав и подвел к стойке с ворохом свежих газет. Со всех первых полос на живого Егорыча смотрел Егорыч-портрет с широко разинутым ртом, взлохмаченной потной головой, со свернутым на сторону галстуком. В нижних углах газетных страниц жались небольшие фотографии Михаила Горбачева, Франсуа Миттерана и их супруг. Им всем досталось место во втором эшелоне, почти в «подвале». Первый эшелон победоносно занимал Егорыч.
– Вот это да! – радостно заорал он. – Я все куплю, все газеты! Домой! Подарю жене, детям, начальству! Скажи ему! – Он радостно подпрыгивал и показывал пальцем на улыбающегося служащего за гостиничной конторкой.
– Не волнуйся, Егорыч, – мрачно отозвался Власин. – Начальству и без тебя по экземпляру уже подарили. Ты в девяти газетах вышел, по двум телеканалам и шести радиостанциям. На подходе еще четыре журнала и два еженедельника. Всех затмил! Даже президентов с супругами! Тебе первая полоса, а им подвальчик! На всех один. Для того они тебя, должно быть, сюда и привезли!
Последнее замечание ударило Егорычу в лицо, будто горячий ветер из Сахары. Испарина выступила на лбу. Он сначала испуганно, а затем даже с укоризной посмотрел на Сашу.
– Так как же! Это ж ты все, Сашок! Сюрприз, сюрприз! Вот те и сюрприз!
– Кто ж мог подумать, Егорыч, что они так за это ухватятся!
– Но ведь ухватились же, мерзавцы!
В посольство ехали молча, уныло поглядывая по сторонам. Утро уже не казалось Егорычу таким свежим, а вчерашний день – ярким. Болела голова, как от обычной поздней пьянки, отвратительно тошнило, во рту сбивалась слюна, будто тяжелая соленая плазма, пот стекал с волос за воротник. Почему-то остро пахло рыбой…
Глава 10
– Ты кто? Ты кто такой? – орал толстый дядька в мятом сером костюме и колотил ладошкой по поверхности стола. – Кто дал тебе право? Червяк поганый! Не мог дождаться конца визита!
Егорыч, вытянувшись, стоял перед дядькой, бледный и испуганный. В углу кабинета, обитого дорогой древесиной, кожей и застеленного темными коврами, стоял другой дядька, вроде поспокойнее, помягче. Он смотрел в окно и сокрушенно вздыхал.
Горячившийся был дипломатом, ответственным за информационное обеспечение визита Горбачева и супруги. Тот, что стоял у окна, прилетел с президентом и отвечал за то же самое.
– Собирай манатки, рыбачок! Тебя дома ждут, телезвезда хренова!
Егорыч сглотнул слюну.
– Это… товарищ… так я ни при чем, товарищ!
– А кто при чем! Пушкин?!
– И Пушкин ни при чем. Сашок говорит, «сюрприз». Вот и вышло!