Когда Пардальян-старший выскользнул из погреба, Жилло, которому старый вояка обещал отрезать уши, выдал ему тайну герцога де Данвиля. Пользуясь замешательством, возникшим после его предательства, хитрый лакей потихоньку сбежал. Уши свои Жилло таким образом спас. Хотя Пардальян-старший и говорил, что оттопыренные уши вовсе не украшают лакея, Жилло все-таки ими дорожил. Кроме того, он понимал, что уши ушами, а и жизнь свою спасать надо: ведь Пардальян посягал только на его уши (утверждая, что, потеряв их, Жилло похорошеет), а неистовый гнев дядюшки Жиля серьезно угрожал жизни племянника.
Жилло не без оснований полагал, что, очутись он наедине с Жилем, не миновать ему виселицы: старик был так предан маршалу, что мог и собой, и деньгами своими пожертвовать, лишь бы отомстить за измену. Да и сам маршал по головке не погладит…
Итак, Жилло, вдохновленный такими размышлениями, в мгновение ока вылетел из дворца, сказав себе:
— В Париже мне оставаться нельзя. Если меня не повесят, не задушат и не заколют шпагой, я умру от страха; одно другого стоит! Надо убираться подальше.
Но одна мысль остановила Жилло: чтобы ехать подальше, надо и денег побольше. И тут на физиономии Жилло заиграла довольная улыбка — сторонний наблюдатель решил бы, что Жилло сошел с ума. Нет! Лакей вовсе не обезумел!.. Просто-напросто Жилло вспомнил, что если он лично беден, то дядюшка его богат. Лакей, высматривая и вынюхивая, давно узнал про сундук, куда почтенный дядюшка складывал все, что ему удалось заработать или уворовать. Прихватить ломик, найти ключи и вскрыть дверь кабинета, где Жиль прятал свои богатства, было для Жилло минутным делом. Лакей не сомневался, что Пардальян-старший еще не скоро отпустит дядюшку.
Итак, склонившись над сундуком, Жилло приготовился взламывать крышку, но с изумлением и с радостью увидел, что сундук открылся легко. Он вообще не был закрыт! Почему? (Наши читатели помнят, что Пардальян-старший уже навестил сокровища дядюшки Жиля.) Жилло откинул крышку, бросился на колени и не смог сдержать вопль восторга, до локтей погрузив руки в кучу монет.
Жилло забыл обо всем на свете, он загружал деньги в карманы, в кошелек, не думая о том, что с такой ношей не сможет сделать и шага, так как деньги звенели при малейшем движении. Наконец Жилло нагрузился золотом и серебром. Он с трудом встал, растопырив руки и расставив ноги, и сделал с неимоверным усилием несколько шагов.
— Какая жалость! — прошептал лакей. — Мне и половины-то не унести! Однако пора уходить…
Жилло повернулся к двери и застыл как вкопанный. Перед ним стоял дядя. Прислонившись к косяку, Жиль смотрел на Жилло со злобной улыбкой. Племянник пошевелился, и несколько экю со звоном выкатились на пол. Жилло рухнул на колени, карманы его лопнули, и монеты посыпались градом. Старик молча, с отвратительной ухмылкой, следил глазами за разбегавшимися по полу экю.
Жилло также попытался улыбнуться.
— Дядюшка! Дорогой дядюшка! — прошептал он.
— Что это ты тут делаешь? — спросил Жиль.
— Да вот… Хотел навести порядок в вашем сундуке…
— Порядок навести… ну что ж, продолжай в том же духе… Племянник растерялся:
— Как это… продолжать?
— У меня в сундуке двадцать девять тысяч триста шестьдесят пять ливров серебром и шестьдесят тысяч сто двадцать восемь ливров золотом, в сумме — восемьдесят девять тысяч пятьсот девяносто три ливра. Считай, сынок, считай, каждый экю считай. Потом сложишь столбиками по двадцать пять экю, золото направо, серебро налево. Что же ты медлишь?
— Сейчас, дядюшка, сейчас!
И Жилло принялся вытрясать из карманов деньги, а затем аккуратно раскладывать их столбиками под пылающим взглядом Жиля. Тяжко вздыхая, племянник, столбик за столбиком, выкладывал деньги в сундук, а дядюшка считал:
— Еще пятнадцать тысяч… еще двенадцать тысяч.