Я не смогла заставить себя разозлиться на него. Юноша был очень красив, но как бы часто он ни брился, все равно производил впечатление вечно небритого. Моя мать, ласково проводя рукой по его щекам, всегда говорила, чтобы он сбрил эти иглы дикобраза.
— Дрейк, — проговорила я мягко, умоляя его не произносить больше ничего, что могло бы поставить в неловкое положение Люка и меня.
— Но это же правда, Энни, не так ли? — настаивал Дрейк. — Ты, должно быть, уже сделала с полдюжины подобных картин. Люк в Фарти. А ведь он даже не был там никогда!
Юноша повысил голос с явным намерением подчеркнуть, что сам-то он был там. Я наклонила голову набок, как это делала моя мать, когда ее что-то внезапно осеняло. Не ревнует ли Дрейк, что я использую Люка в качестве модели для своих картин? Мне никогда не приходило в голову попросить его позировать мне, потому что тот редко сидел спокойно.
— Мои картины Фарти никогда не бывают одинаковыми, — крикнула я, защищаясь. — И как они могут быть одинаковыми? Я их пишу исключительно за счет своего воображения и тех отрывочных сведений, которые мне удалось получить в разное время от папы и мамы.
— Ты воображаешь, что любой может сделать это? — заметил Люк, не отрывая глаз от учебника по английской литературе.
Улыбка на лице Дрейка расплылась еще шире.
— Что я слышу? Великий Будда заговорил! — Его глаза засияли от удовольствия. Всякий раз, когда ему удавалось своими насмешками нарушить спокойствие Люка, он был счастлив.
— Дрейк, пожалуйста. Я теряю свой настрой, — взмолилась я. — А художник должен поймать какое-то мгновение и удерживать его, как птенца, — нежно, но крепко.
Я не собиралась говорить столь высокопарно, но для меня не было ничего хуже ссор Люка и Дрейка.
Мои умоляющие взгляды и просьбы возымели действие. Лицо Дрейка смягчилось. Он вновь повернулся ко мне, в его позе уже не чувствовалось напряженности. Мать часто говорила, что Дрейк ходил по Уиннерроу с гордостью, как всякий член семейства Кастил. Учитывая, что он был ростом шесть футов и два дюйма, имел широкие плечи, тонкую талию и мускулистые руки, это нетрудно было себе представить.
— Я извиняюсь. Я просто подумал, что смогу забрать на некоторое время Плато отсюда. Нам нужен для игры в софтбол в школе девятый человек, — добавил Дрейк.
Люк оторвал взгляд от учебника, искренне удивленный этим приглашением. Его глаза сузились и смотрели испытующе. Насколько искренен Дрейк? С тех пор как он приехал домой на весенние каникулы, то почти все время проводил со своими более взрослыми друзьями.
— Видишь ли, я… — Люк посмотрел на меня, — должен готовиться к экзамену, — торопливо пояснил он. — И я думал, что в то время, как Энни рисует меня…
— Конечно, конечно. Я понимаю, Эйнштейн, Эйнштейн, — проговорил Дрейк, указывая жестом в сторону Люка. Его голос был полон сарказма. — Ты знаешь, книги — это еще не все, — сказал он, снова повернувшись к Люку. На этот раз его лицо было серьезным. — Многое зависит от умения распознавать людей, нравиться им и от уважения к тебе. В этом секрет успеха. Со спортивных полей приходит больше управляющих, чем из классных комнат, — поучал он, помахивая длинным указательным пальцем правой руки.
В ответ Люк не произнес ни слова. Он запустил пальцы в волосы и направил на Дрейка спокойный, но в то же время пронизывающий и изучающий взгляд, который тот не мог выносить.
— А, зачем терять попусту слова. — Дрейк вновь обратился к моему рисунку. — Я говорил тебе, что Фарти был серого, а не голубого цвета, — мягко подсказал он.
— Тебе было только пять лет в то время, когда ты там находился, ведь сам же говорил, что почти ничего не помнишь, — быстро встал на мою защиту Люк.