Мы корчуем с тобой деревья,
Что сажали с вместе весной.
И от птицы синий лишь перья
Закружились в глуши лесной
От тоски разбегаются дети:
Наши – Вера, Надежда, Любовь…
Наше солнце уже не светит —
От предчувствия стынет кровь!
Грусть как яд отравляет Душу
И звенит в тишине Пустота…
Я печалью родство разрушил,
Я не тот, да и ты – не та!
Мой ангел, я люблю тебя!
Спешит девчонка на свиданье.
«Девчонке» той, за тридцать лет.
И дети есть, и муж, постылый —
Бежит к подруге – в Интернет.
Бежит в февраль, сквозь непогоду,
А сердце бьётся и стучит.
И сквозь пургу, и все невзгоды,
К весне своей несёт ключи.
Летит она, преград не зная,
Не слыша возгласы парней,
Мужчин совсем не замечает,
Джульетта пробудилась в ней!
Её Ромео ждёт, страдая,
Назначенный подходит час,
Душа девчонку обгоняет —
Миг встречи подойдёт сейчас!
– Привет, подруга,
– Здравствуй, Света.
Пальто слетает на ходу,
– Скажи:
– Порядок с Интернетом?
– Не против, я в свой Скайп войду?
И, сладость встречи предвкушая,
Снимая с пальцев дуру-дрожь,
Читает:
– Солнышкооо, скучаююююю!
– Когда ж ты, Милая, зайдёшь?
И, трепет нервный усмиряя,
Печатает:
– Я тут, родной!
– Единственный!
– Люблю Тебя я!
– Титан!
– Ты – Милый Ангел мой!
– Люблю!
– Любимый!
– Обожаю!
– Скучала…
– Плакала…
– Спала…
– У нас есть час…
– Прости, не знаю…
– О, Боже, как сей миг ждала!
И слёзы радости и счастья
Стекают с восхищённых глаз.
Пьянеет вся она от власти
Его горячих, нежных фраз…
Забыто всё: семья и дети,
Тревоги, боль, бюджет, года…
Внутри большое солнце светит!
И время мчится в никуда.
Промчался час, звездой упавшей,
Пора расстаться…
– Боже Мой!
– Я не хочу идтиииииии!
– Я знаю!
– Но что же делать?
– Я с тобой!
И гордая, в нежданной роли,
Парит, в безумии любя!
А в сердце – нежное до боли:
«Мой Ангел, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!»
Я не люблю
Я не люблю – какая жалость…
Я больше ничего не жду.
В пустой душе угасла радость,
Пройдя сквозь ревность и вражду.
Свободы сладкое похмелье
Закружит счастием маня,
Испив утраты горькой зелье:
– Я больше не люблю тебя!
Мой путь к Себе
Мой путь к Себе мучителен и долог…
Мой путь к Тебе закончился давно…
Любви умершей, жалобный некролог
Судьбой уже написан все равно…
Добро и зло: вот выбор и… расплата…
В который раз подводится итог…
И жизнь, истлевшая во прах когда-то,
Сменяя смерть, начнет с нуля виток..
Душой и телом
ДУШОЙ И ТЕЛОМ предан был я вам,
Какую вы игру вели со мною?
Я искренно доверился словам
И вот повержен в прах судьбою злою.
Уж нет в душе безумной страсти зноя,
Быть может виноват во всем я сам?
Был предан вам и сердцем, и душою —
ДУШОЙ И ТЕЛОМ предан был я вам…
Не жалей о том, что тополь плачет
Не жалей о том, что тополь плачет,
В дождь роняя влажную листву.
Что прожила жизнь свою иначе,
Принимая будни за мечту…
Не жалей прошедших лет постылых,
Не жалей увядших юных грез,
Дней ненастных – грустных и унылых,
Дней прожитых, скучно, не всерьез…
Не жалей, ведь песня не допета,
Верь всегда за тучей – солнца Медь.
Ведь не за горами Бабье лето!
Время Жить и Время Песни петь!
Я вдохновение ловлю
Я вдохновение ловлю,
Оно слезой меж строк стекает,
В моей душе печальной тает
И трелью вторит соловью.
Давай забудем о грехах —
Кто не ошибся в мире этом?
В букет сложу я гроздь сонетов
И к небу воспарю в мечтах!
Я вдохновение ловлю
Оно, как елей для поэта,
Благодарю Творца за это
И песнь любви опять пою.
* * ** * ** * *Росой невинной упаду
С рассветом я к твоим ногам.
В тумане зыбком пропаду,
Ручьем прильну к твоим устам.
Травой упругой обовью,
Твой тонкий и атласный стан.
И утру песню пропою
О том, что новый день настал…
* * *Вместо снега идет дождь
Вместо снега идет дождь.
От неверья беды жди.
Унижает твоя Ложь,
Отпусти меня иль уйди…
И песком на зубах Злость,
Что заносит любви след,
Ты сомнений грызешь кость
И взорвавшись несешь бред…
Гильотиной твоя месть,
Чувств ушедших тонка нить,
Упрекаешь, поправ честь,
Заставляя в грязи жить.
Гневным свистом словес плеть
Горьким воплем души стон,
Мне б в отчаяньи умереть —
Под разбитых сердец звон…
В хляби водной померк день,
Я бегу от судьбы прочь,
Черной тучей меж нас тень
И страданьем грядет ночь…
С каждым шагом уходишь
С каждым шагом уходишь все дальше и дальше…
Каждой фразою ранишь больней и больней!
И в словах Роковых я не чувствую фальши,
А пространство меж нами длинней и длинней.
Трепет ласковых слов слышу реже и реже,
А в глазах озабоченных чаще печаль.
Мы, теряя друг-друга, живем уже прежним —
Тем, что с грустью уходит в прошедшую даль…
Как любовь удержать, коль поблекли надежды?
Как любовь сохранить и в единстве быть вновь?
Я пытаюсь найти тот источник, что прежде
Наполнял потерявшихся, верой в Любовь…
День за днем пролетают в тоске безутешной,
Час за часом в сомненьях рождается боль.
Мы готовимся в Путь и походкой неспешной,
Заблудившихся в буднях, бросает Любовь.
Матильда Иванова
Выродок
Он не любил солнечные дни. Именно под слепящим светом с ним случалось… всякое. Вспоминать об этом не хотелось, потому он дергал плечом, отгоняя непрошенные мысли, и возвращался к работе.
Утром, когда небо ещё светилось тусклым желтым сиянием городских огней, на свалку въезжали старые, потрепанные жизнью мусорщики. Ржавые машины неторопливо следовали друг за другом, так же неторопливо сгружали тюки и уезжали. Он провожал их до ворот. Всегда, сколько тут прожил, он выходил из дома и шёл по дороге, усеянной заплатами, чтобы помахать на прощание молчаливым мусорщикам. Они не отвечали, ехали и ехали, задевая манипуляторами аккуратные кучи. И так день за днём.
Ему нравилась упорядоченность. Всё ясно и понятно: разобрать новый завоз, отобрать то, что может пригодиться, остальное сложить аккуратной стопкой. Ему нравился порядок.
За домом – кособокой коробкой, сбитой из пластин термоящиков, – расстилался пустырь. Туда свалка ещё не добралась. А перед дверью – садик. Он высаживал на каменистой, сухой земле самые красивые цветы, что мог найти. Иные приживались, но большая часть вяла, не выдерживала перемен. А вот он смог. Выдержал.
Кожа под лентой очков зудела и чесалась. Но снять их – заработать ожог. Глаза, предназначенные для тёмных шахт, не любили солнце, вот он и прятал их, берег. Без зрения ещё хуже.
Он поддел когтем влажную резину, поскреб кожу. Висок заныл от резкой боли. Снова не рассчитал силу и сам себя оцарапал, неуклюжий урод.
Светило поднималось все выше и выше, а он не разгибал спины – сидел на земле, неудобно подогнув ноги, перебирал мусор. Ну, это чистые могут считать отходами россыпь сокровищ, небрежно сваленных в мешки, они избалованы хорошей жизнью, а ему выбирать не приходится.
Так, упаковки из-под еды… О, а тут ещё половинка батончика! Он захрустел серовато-белой конфетой, рассматривая яркую надпись.
– От-лич… Отличный завтрак.
Завтрак как завтрак. Сладкий, а потом кислый, а затем снова сладкий, но уже иначе. Он отложил упаковку и вновь принялся за дело. А ведь в детстве он бы отгрыз левую руку за такое лакомство.
Стопку журналов он отложил за спину – повезло, что в них много маленьких буковок, а значит чтения хватит надолго. Вечерами делать нечего: можно уйти на пустырь и смотреть на небо, а можно выбраться к чистым, пройтись по улочкам, заглянуть в окна. Только ему незачем нервы щекотать. Он свою долю получил, когда был моложе и наивнее.
Толстые неуклюжие пальцы перебирали мусор аккуратно, почти с нежностью. Когти порхали над тонкими тряпочками, невесомыми, красивыми и бесконечно далекими от палящего солнца, горячей земли и урода. Флаги иной жизни.
– Эй, выродок! – заорал хриплый голос.
Он выронил сломанный планшет и обернулся. Из-за ограды, прижавшись всем телом к металлическим прутьям, скалился Крыс. Он был чистым, но ущербным. Ещё немного – и урод.
– Ты оглох?
– Зачем пришел?
– Ты не рад видеть меня, Урри? – ухмыльнулся Крыс, блеснув острыми зубами. За них его так и прозвали. Ну и за соответствующий характер тоже. – Своего лучшего друга, готового прийти на помощь в любой момент, стоит тебе лишь позвать.