– Шаст, – буркнул он вполголоса и заговорил снова, медленно. Он перебрал еще несколько языков, то гортанных, то текучих, высматривая у нее в глазах искру понимания. Но Лайла лишь качала головой. Она знала несколько слов по-французски, но вряд ли здесь это поможет. В этом мире и Франции-то нет.
– Анеш, – сказал он наконец. – Лайла догадывалась, что это арнезийское слово выражает согласие. – Та… – он ткнул пальцем в нее, – васар… – провел по горлу, – мас… – указал на себя, – эран гаст.
«Гаст». Это слово она уже знала. «Вор».
Та васар мас эран гаст.
Ты убила моего лучшего вора.
Лайла невольно улыбнулась, добавляя в свой скудный арсенал новые слова.
– Эс васар. – Один из моряков указал на нее. «Убей ее». Или, может быть, «убей его» – Лайла не знала, догадались ли матросы, что она девушка. И не намеревалась им сообщать. Хоть она и далеко от дома, есть вещи, которые не меняются, и иногда лучше оставаться мужчиной, даже если тебе грозит смерть. Похоже, команда одобряла такое развитие событий: по толпе прокатился одобрительный рокот, перемежаемый словом «васар».
Капитан запустил пальцы в волосы, размышляя над этим предложением. Потом бросил взгляд на Лайлу, приподняв бровь, как будто спрашивал: «Ну? И что же мне с тобой делать?»
У Лайлы мелькнула идея. Дурацкая. Но уж лучше дурацкая идея, чем никакой. Она тщательно подобрала слова и ехидно улыбнулась.
– Насс, – медленно заговорила она. – Ан то эран гаст.
«Нет. Я твой лучший вор».
Она поймала на себе взгляд капитана и гордо вздернула подбородок. Остальные заворчали, но для нее это не имело значения. Их будто нет. Во всем мире остались только она и капитан этого корабля.
Его улыбка была неуловима. Лишь губы слегка изогнулись.
Остальным это понравилось куда меньше. Двое шагнули к ней. Лайла отступила, и в руке блеснул нож – это было не так-то просто, учитывая, что руки у нее были связаны. Капитан присвистнул, и она не поняла, что это: приказ своим людям или выражение восторга. Да и какая разница? В спину впечатался кулак, и она отлетела к капитану. Тот поймал ее за запястья и нажал на бороздку между костями. Руку пронзила боль, нож со стуком выпал на палубу. Она гневно посмотрела капитану в лицо. Оно было совсем близко. Его глаза впились в ее глаза – взгляд был ищущий.
– Эран гаст? – повторил он. – Анеш… – И вдруг, к ее удивлению, разжал руки. – Касеро Алукард Эмери, – представился он, растягивая гласные. Потом вопросительно указал на нее.
– Бард, – представилась она.
Он кивнул, размышляя, и обернулся к своей команде. Заговорил, обращаясь к ним – слова лились слишком быстро и плавно, Лайла ничего не понимала. Он указал на распростертое тело, потом на нее. Команда недовольно заворчала, но капитан не зря носил свое звание, и его слушали. А когда он закончил, остались стоять, угрюмо хмурясь. Капитан зашагал обратно к трапу, уходящему в недра корабля.
Коснувшись ногой первой ступеньки, он обернулся с улыбкой – уже другой, резкой.
– Насс васар! – приказал он. «Не убивать».
Потом бросил на Лайлу взгляд, в котором читалось: «Удачи!» – и скрылся под палубой.
Тело завернули в брезент и отнесли обратно в док.
Суеверие, догадалась Лайла, нельзя приносить мертвых на корабль. На лоб покойнику положили золотую монету – видимо, плата тем, кто его уберет. Насколько Лайла могла судить, Красный Лондон не отличался религиозностью. Если здесь чему-то и поклонялись, то только магии, что в Сером Лондоне сочли бы ересью. Но, с другой стороны, христиане почитают старика, живущего в небесах, и если бы Лайлу спросили, что же кажется ей более реальным, она бы сейчас выбрала колдовство.
К счастью, она никогда не была набожной. Не верила в высшие силы, не ходила в церковь, не молилась перед сном. И вообще почитала только себя саму.
Она подумала, не стянуть ли золотую монету, но, есть бог или нет, это все равно как-то неправильно. Поэтому она просто стояла на палубе и отрешенно следила за приготовлениями. Она не сожалела об убийстве, ведь иначе он сам убил бы ее. Да и моряки, кажется, не слишком горевали о потере… Потом Лайла подумала: уж кому-кому, но только не ей судить о ценности человека по тому, как сильно его оплакивают. Тело человека, который с натяжкой заменял ей семью, сейчас гниет в целом мире отсюда. Нашел ли кто-нибудь Бэррона? Похоронил ли? Она отмела эти мысли. Все равно его не вернешь.
Кучка людей побрела обратно на корабль. Один из них подошел к Лайле, и она увидела у него в руке свой кинжал с волнистой гардой. Он что-то буркнул, потом поднял нож и вонзил в корзину у нее над головой. К его чести – что не ей в голову, а к ее чести – она и глазом не моргнула. Лишь быстрым движением перекинула связанные руки через клинок и разрезала путы.
Корабль был готов к плаванию, и Лайла, кажется, заслужила место на нем. Правда, не была уверена, в каком качестве – пленницы, балласта или члена команды. Заморосил дождик, но она с колотящимся сердцем стояла на палубе, стараясь не путаться под ногами. Корабль медленно отчалил, вышел на середину Айла и повернулся спиной к сверкающему городу. Лайла, стиснув поручни, смотрела, как Лондон исчезает вдалеке. Она стояла, пока не закоченели руки, постепенно осознавая все безумие своей затеи.
Капитан рявкнул: «Бард!» – и указал на людей, разгружавших ящики. Она пошла помогать. И вот так – нет, конечно, не только так, на это ушло много жарких споров и драк, в которых она одержала немало побед, сначала против других, а потом бок о бок с ними, много пролитой крови и захваченных кораблей – Лайла Бард стала своей в команде «Ночного шпиля».
IV
На борту «Ночного шпиля» Лайла не произносила почти ни слова (Келл был бы в восторге). Давала понять, что молчит просто потому, что не хочет говорить (хотя может: это все помнили после первого знакомства). Сама же при малейшей возможности старалась чему-то научиться, по крупицам собирала словарь. Но, хоть она и ловила на лету, все же поначалу было легче слушать, чем говорить.
Моряки часто заводили с ней разговоры, пытались угадать ее родной язык, но раскусил ее только Алукард Эмери.
Это случилось, когда Лайла пробыла на борту всего неделю. Капитан случайно застал ее за странным занятием: она ругала Кастер, свой кремневый револьвер, за то, что он превратился в никчемную железку с последней пулей, застрявшей в стволе.
– Вот так сюрприз.
Лайла подняла глаза и увидела Алукарда. Она с ходу поняла его и удивилась: неужели ее арнезийский так улучшился? Потом до нее дошло, что он говорит по-английски. Мало того, говорил он бегло и отчетливо, как человек, прекрасно владеющий королевским языком. Не как придворные выскочки, с трудом подбиравшие слова. А как Келл или Рай. Человек, знающий этот язык с самого детства.
В целом мире отсюда, на серых улицах родного города Лайлы, такая беглость ничего не значила, но здесь она резко отличала их обоих от простых моряков.
В последнем отчаянном усилии сохранить тайну Лайла сделала вид, что не понимает.
– Бард, не валяй дурака, – поморщился он. – Я только что тобой заинтересовался.
Здесь, под выступом верхней палубы, они были одни. Пальцы сами собой потянулись к ножу, спрятанному на талии, но Алукард взял ее за руку.
– Давай продолжим разговор у меня в каюте. – Его глаза блеснули. – Если ты не собираешься устроить сцену.
Лайла решила не резать капитану горло у всех на виду.
Раз уж это можно сделать наедине.
Как только они остались одни, Лайла ринулась в бой.
– Ты говоришь по-англ… – Она прикусила язык. – На королевском языке. – Именно так его здесь называли.
– Несомненно, – ответил Алукард и с легкостью перешел на арнезийский: – Но этот язык для меня не родной.
– Токк, – возразила Лайла на том же языке. – А с чего ты взял, что для меня он родной?
Алукард лукаво усмехнулся и снова перешел на английский.
– Во-первых, твой арнезийский ужасен, – поддразнил он. – Во-вторых, люди всегда и везде ругаются на своем родном языке. И надо сказать, ты выражаешься весьма красочно.