- Они всегда знали, что существует только один пол.
- В каком мифическом пространстве?
- В том, где мифы становятся реальностью.
- Единственная реальность, о которой можно говорить с уверенностью - это смерть.
- Смерть понятна только там, где существует любовь, которая является антитезой смерти, - это отмена всех различий. - А амазонки вели войны из любви к жизни или из любви к смерти?
- Они сражались только за свободу любить.
- И какими мерками они измеряли эту свободу?
- Самой красотой их обнаженных торсов!
- То есть вы хотите сказать, что они были лесбиянками?
- Они были сами себе хозяйками.
- Такое искусство может иметь различный смысл.
- Смысл, который в этом заложен, еще никем не понят.
- Ну конечно, иначе амазонки не дожили бы до наших дней.
Он не реагирует на сарказм, просто замечает:
- В противном случае зачем я был бы здесь?
Я стараюсь казаться объективным:
- И каким образом они воспроизводятся?
- Кооптированием.
Мое молчание, по-видимому, заставляет моего странного собеседника думать, что я размышляю над этим открытием. Поэтому он уточняет:
- Вербуются среди женщин, способных быть мужчинами, и среди мужчин, способных быть женщинами.
Должно быть, я на какое-то мгновение закрыл глаза, потому что, осмотревшись, вдруг никого не увидел рядом с собой. Жду какое-то мгновение, зову. Никто не отвечает. С некоторым сожалением поднимаю свой чемодан и снова пускаюсь в путь с новым болезненным усилием, в попытке вырваться из лабиринта, в который я позволил себя завлечь.
Удаляюсь от фонтана, пока не натыкаюсь на стену. Обойдя ее, нахожу проход. В конце прохода вижу обычные венецианские стены. Но канал, идущий вдоль этих стен, имеет узкую неогороженную мостовую, и приходится ступать по воде. Чем дальше, тем вода становится выше. Может, это начало одного из очередных наводнений, которые так часто случаются в Венеции? Может, начинается период, когда расположение луны и солнца поднимает уровень моря? Знаю только, что в этом направлении идти больше нельзя. Но только делаю несколько шагов в другую сторону, как снова коварная вода настигает меня. Теряя голову, опрометью бегу с этого места. Туман превратился в жидкий лед, который морозит губы и жжет глаза. Руки и ноги становятся ватными. Кажется, я чувствую за спиной журчание настигающей меня темной и густой массы. Больше нет моих сил.
Я громко кричу, уже не соображая, какие слова срываются с моих губ. Чувствую, как они, словно смеясь надо мной, отскакивают от черной поверхности ледяной воды. - Фонтан! Где Фонтан амазонок? От звуков этой безнадежной молитвы прихожу в себя и вдруг начинаю смеяться: очевидно, слова барона настолько утомили меня, что голова пошла кругом. Теперь мне лучше. Если бы не тяжесть этого бесполезного чемодана, я чувствовал бы себя еще более готовым преодолеть последний этап. Но поскольку я считаю его бесполезным, зачем таскать лишний груз? Просто из привычки? Или в самом деле мне так уж дорого содержимое чемодана?
Делаю над собой усилие- может даже большее, чем нужно, - и оставляю свой груз возле стены. Ухожу, стараясь не прислушиваться к долго преследующим меня воплям сожаления.
Почти сразу же снова оказываюсь у знакомого фонтана. Или это другой, просто похожий на прежний? Их так много на больших и малых площадях Венеции.