Господи, за что мне это? Феррерс сумасшедший, он так живет. А я нормальная, я не выдержу!
И редкий проблеск никому ненужного здравомыслия истаял, испепеленный всего одним словом, которое роняет тот самый, такой необходимый сейчас голос:
– Юбку.
И юбка упала на пол, и я переступила ее, не поднимая взгляд на аристократа, мечтая и одновременно не смея его увидеть, желая и не желая представить, какой он видит меня.
Бесстыдную. Бесстыдно раздетую.
Для его глаз. Для его рук. Для него.
Из одежды на мне – рубашка. Галстук. Гольфы.
Я судорожно сглотнула.
Хриплое дыхание, сбитое, рваное – его и мое.
Возбуждение, разлитое в крови, по коже, в воздухе.
Голод. Потребность. Зависимость.
Дайте мне его сейчас, немедленно, скорее!
Дыхание застряло в груди. Осело в легких клекотом.
Феррерс сделал шаг и приблизился ко мне почти вплотную. Весь мой мир, вся вселенная была сосредоточена сейчас в этом взгляде, что тек по моей обнаженной коже огненной рекой. В дыхании, что касалось моей кожи, заставляя изнемогать, умирать от жажды прикосновения. В запахе, окружающем его ореолом. Я вдохнула этот запах – непередаваемый, неповторимый. И он осел терпкой горчинкой, и свежестью, и пьянящей терпкостью в легких, в горле, на языке. Пропитал меня. И я с трудом сдерживалась, чтобы не прижаться к Феррерсу, не начать тереться об него, изнемогая, хныкая, желая принять на себя этот аромат и оставить его себе…
Его пальцы коснулись скулы, едва ощутимо скользнули по коже. Щека, линия челюсти… Большим пальцем Феррерс невесомо коснулся моих губ. Провел по контуру верхней, погладил нижнюю. По шее, огладив ключицу, правая рука скользнула ниже, подушечки пальцев приласкали кожу, обожженную его взглядом, опустились на грудь, обводя по кругу горошину сжимающегося от этого прикосновения соска. Вторая рука утвердилась на моей пояснице, и от ее властной тяжести по моим внутренностям пробежала судорога, сладкая, горячая, похожая на молнию, ударившую от низа живота к груди, к мозгу. Я дышала рвано, со всхлипами, прогибаясь, подаваясь вперед, навстречу его телу, его бедрам, и его жар прожигал сквозь ткань брюк, и я снова закусила губу, чтобы не заорать.
А его пальцы оставили сосок и скользнули дальше вниз. По ребрам, по животу, мимо выемки пупка, к венериному холмику. По-хозяйски сжали лобок.
Было чувство, что еще немного, и я грохнусь в обморок. Или вцеплюсь в Феррерса губами, повалю на пол, обдирая ненужное тряпье…
– Раздвинь ноги, – оборвал мои фантазии хриплый приказ.
Я подчинилась ему с нетерпеливой готовностью, и пальцы моего мучителя с бессердечной невесомостью заскользили по недоступным до того складкам. Туда, назад, туда, обратно, едва ощутимо, чуть касаясь. Заставляя выгибаться и ловить движение, пытаясь усилить, продлить контакт…
– Тебе нравится?
И что мне ответить?! «Да, безумно»? Облезет и неровно обрастет! «Нет, не нравится»? Так он же остановится!!!
Вместо ответа я всхлипнула и закусила кулак, не желая отвечать, чувствуя, как он раздвигает чувствительные мягкие губки, ласкает клитор, и снова обводит пальцами складки, и снова легкое, на грани чувствительности касание, и наконец – проникновение. Пальцы Феррерса входили в меня, скользили в жаркой влаге, и я не выдержала, обхватила его за шею, повисла на нем, прижимаясь всем телом, голой грудью ко льну рубашки, животом вдавливаясь в пряжку ремня, и начала двигаться ему навстречу. Я почти плакала – я так хочу, хочу, пожалуйста, Феррерс, пожалуйста!
И он понял, о чем мои всхлипы и беззвучные мольбы, уверенным движением опрокинул меня на парту, и пока я возилась, пытаясь устроиться удобнее, пытаясь приподняться и посмотреть на него, щелкнул пряжкой, одним движением спустил брюки вместе с бельем и навалился на меня своей благословенной, долгожданной тяжестью.
Один удар – и он уже глубоко, так глубоко, так, как надо, и я извиваюсь, трусь и тороплю его, мне так хорошо от того, что он внутри, но надо еще, еще, и Феррерс, торжествующе ухмыльнувшись, придавив мои бедра к парте до полной неподвижности, начинает толчки. Медленные. Тяжелые. Такие-как-надо. Совершенные. Правильные.
Вцепившись ртом в его плечо, чтобы не закричать на весь Андервуд о том, как мне хорошо, я трусь грудью о Феррерса, так и не расстегнувшего рубашку, пытаюсь двигать бедрами ему навстречу, и схожу с ума от полной невозможности этих движений, и кусаю, лижу, целую его плечо как сумасшедшая.
Оргазм накатил приливной волной. В предчувствии я замерла, сжала член Феррерса внутри себя, и наслаждение обрушилось на меня многотонной массой цунами. Я обвила аристократа руками, ногами, вцепилась в волосы на его затылке и ловила восхитительные судороги.
Мама, как хорошо, как это хорошо!
Когда меня отпустило, и я расслабленно обмякла на парте, Феррерс, в терпеливой неподвижности наблюдавший мою кульминацию, в несколько толчков догнал меня за ослепительной чертой. И когда он навалился на меня всем своим немалым весом, я ничуть не возражала.
Я перебирала влажные короткие пряди, гладила широкие плечи. Ловила отголоски сладких спазмов…
Наверное, за эти мгновения я могла бы Феррерсу все простить. Включая то, что он просто феерическая задница.
Глава 4
Эдвард
Раздражение крепло.
Всё, всё шло не так. Сначала мне без всяких уважительных причин отказали в обмене. Мне, ученику первого десятка, сыну Чейза Феррерса, наследнику рода. Потом отец, в ответ на уместную – мать твою, уместную! – просьбу сына принять меры, ответил, что я большой мальчик и должен учиться урегулировать подобные мелочи сам.
Да еще и Сеймур, на которой можно было бы сорвать раздражение, свалила на две недели, никому ни слова не сказав. Никому. Ни слова!
Что, по-вашему, можно подумать в такой ситуации?
Куда вообще понесло эту чертову зацикленную на занятиях стерву? Чем ей припекло так, что она даже на свою обожаемую учебу наплевала?!
Черт, черт, черт!
Сделав над собой усилие, я задавил поток мысленной брани и вернулся вниманием к уроку.
Тренер бодро отдавал команды, студенты разминались на зеленой траве стадиона – совместные спортивные занятие пятых-шестых курсов были делом привычным, только сегодня добавились еще и шельгарцы.
И это было кстати. Очень удачно вышло, я бы сам именно так всё и заказал.
Потому что эти раздражали больше всего, бесили просто. Особенно отдельные особи. Которые какого-то хрена смеют распускать конечности.
Свисток тренера отметил окончание первой, физической части разминки.
Магическая часть разминки куда интересней.
Две команды, четыре снаряда – энергетических сгустка, символизирующих стихии. У каждой команды свои ворота – место на своей половине поля, куда нужно доставить снаряд. Оно называется «ароу». Цель игры – за тридцать минут собрать как можно больше элементов стихий в свое место силы. В идеале – все. При этом, их надо пропустить через максимально возможное число участников, каждый из которых подпитывал снаряд своей силой, и не позволить перехватить соперникам, которые стремились к тому же.
За один раз снаряд можно подпитать ограниченным объемом силы. Перельешь – сгусток лопнет, угостив игрока разрядом не сильным, но противным и очень бодрящим, а сам вернется к изначальному размеру.
Снаряд можно пасовать, отбирать, вырывать из рук… Но если мячик при этом взорвется – разряд заденет обоих соперников.
Противников можно сбивать с ног, валить, устраивать кучу-малу – но если внутри нее лопнет «мячик»… достанется всем!
Выигрывала та команда, в «место силы» которой участники приносили больший суммарный магический заряд, и называлось всё это бесовство «Сбор силы».
За тридцать минут мы успевали набегаться, натолкаться, и сбросить излишки магической силы и физической энергии.