Она пришла к мысли, что мистер Уинтерли походит на византийского принца в безупречном костюме, сшитом по последней моде, случайно оказавшегося в английской деревне. В нем чувствовались сила, отвага, благородство, и, судя по всему, он не был ограниченным денди, который заботится лишь о том, какое впечатление производит на окружающих. Но больше всего Ровену раздражало его самообладание. Этот Уинтерли, сознавая все свои несомненные достоинства, не был заносчивым гордецом и умел очаровать всех и каждого в Райн-Хилл.
Ровена и сама не могла определить, как она отнеслась к его вторжению в их круг, хотя это событие могло изменить ее скучную, в некоторой степени бесцельную жизнь. Ровена решила, что не будет иметь дело с красивыми джентльменами, впрочем, этот вряд ли воспримет ее серьезно, даже если ей очень захочется этого. Она – ничем не привлекательная деревенская вдова, он же – брат виконта, красивый и обаятельный, как сам дьявол.
– Я уже давно не Ровена Финч, дорогая леди Лафрен, и тебе это отлично известно.
Она с нежностью посмотрела на женщину, которую помнила столько, сколько саму себя. Калли была внучкой окружного священника, который взял незаконнорожденную дочь лорда Лафрена на воспитание. Когда семья Финч прибыла в приход Кинге-Райн, на место службы отца, ставшего викарием – помощником преподобного Соммера, – Ровена едва научилась ходить, а ее брат Джошуа еще был в пеленках. Калли стала ей не просто подругой, а старшей сестрой, о которой можно было только мечтать.
– Я помню, – кивнула леди Лафрен. – Хотя замужество не принесло тебе счастья, – добавила она значительно тише, чтобы услышали лишь они трое.
Мэри закивала, соглашаясь.
– Калли права, – подтвердила она. – Тебе стоит к ней прислушаться. – Она повернулась и увидела призывно подающего сигналы мужа – их экипаж был готов, настало время возвращаться домой. – Надеюсь, тебе удастся заставить ее выбраться из раковины, миледи. Меня Ровена никогда не воспринимала всерьез, а к твоим советам прислушивалась. И это, замечу, оттого, что ты старше и мудрее, а не оттого, что благодаря титулу ты не только владеешь всеми землями нашей округи, но и имеешь право распоряжаться судьбами людей, в ней живущих, – не удержалась от колкости Мэри. – К тому же, как у жены Гидеона, у тебя значительно меньше дел, чем у меня. Последнее время мы почти не виделись, приятно, что ты снова дома.
– Очень рада. Постараюсь выкроить время в череде забот и для старых друзей. А теперь ступай, Мэри, настал мой черед наставлять Ро на путь истинный. Кстати, учти, брошенный тобой муж может однажды пожелать преподать тебе урок и уедет без тебя, если продолжишь вести себя столь же беспечно! – ласково улыбнулась Каллиопа, помнившая Мэри задиристой девчонкой и не раз выручавшая ее из бед.
– Что ж, раз все только и думают, как избавиться от меня, я удаляюсь. – Изобразив притворную обиду, Мэри расцеловала подруг. – Но не надейся, что я забуду о тебе, Ровена Уэстхоуп, и об одном известном нам джентльмене, и тебе советую о нем не забывать, – шепнула она напоследок.
– Еще немного, и мое терпение лопнуло бы, а за ним исчезла бы и симпатия к ней. – Калли проводила взглядом подругу, способную любого вывести из себя, но которую, несмотря ни на что, обе нежно любили. – Мэри говорит эти возмутительные вещи, чтобы скрыть, как она довольна ролью матери семейства и хозяйки дома. Она для нее так нетипична.
– Скоро ты примеришь эту роль на себя. – Ровена озабоченно оглядела бледное лицо Калли и по-прежнему небольшой живот. Первые месяцы беременности стали для подруги настоящим испытанием, оставалось молиться, чтобы ребенок родился здоровым, а Калли и Гидеон смогли стать счастливыми родителями, о чем всегда мечтали.
– Не пытайся сменить тему, Ро, – строго произнесла Калли. Похоже, она устала от обеспокоенных взглядов мужа и родных и была твердо намерена направить заботу на кого-то другого. – Ты дома уже месяц, а я почти тебя не видела, не говоря уже о возможности встретиться и поговорить. Каждый раз, когда мы тебя приглашаем, ты находишь неотложные дела, и Мэри говорит, что ты уклоняешься от всех приглашений соседей. Так не пойдет, моя дорогая.
– Ах, Калли, к чему все это? Я вдова, мне полагается жить в тишине и покое, вдали от соблазнов света. Почему всех так беспокоит мой образ жизни?
– Потому что тебе двадцать четыре, а не семьдесят четыре! Ты выглядишь грустной и потерянной. Жизнь со свекровью изменила тебя не в лучшую сторону. Эта женщина не вполне здорова, она привыкла лить слезы еще до того, как погиб в сражении ее сын. Мне страшно подумать, какой она стала сейчас. Одна мысль о том, что ты переняла ее отношение к жизни, приводит меня в ужас. Это никому не принесет пользы, дорогая, поверь, я знаю, о чем говорю.
Последняя фраза была произнесена с горечью, Калли не раз пожалела, что многие годы слушала эгоистичную и своенравную тетушку, вместо того, чтобы внять уговорам Гидеона, чей тон и выражения казались ей тогда слишком резкими, как и сейчас Ровене, которую она пыталась заставить «прийти в себя».
– Гидеон всегда был влюблен в тебя, Калли. Он смотрел на тебя с обожанием с той поры, как вы стали достаточно взрослыми, чтобы понимать, что такое любовь и страсть.
– Возможно, мы понимали, что означают эти понятия, но были слишком юны, чтобы знать, как с ними жить. Однако сейчас ты не сможешь сбить меня с толку напоминанием о совершенных мной в прошлом ошибках, потому что мы говорим о тебе, а не обо мне. Настало время заняться собой и строить будущее, Ровена, и в нем не должно быть тоскливых вечеров, заполненных написанием писем за эгоистичную и злобную старуху. Она способна сделать все, что ей нужно, самостоятельно. И не говори мне, что тебя устроит положение, например, гувернантки, я знаю, это не так.
– Почему нет? – Ровена была озадачена. – Ты сама посвятила воспитанию детей девять лет жизни и была вполне счастлива.
– Ты так в этом уверена? – спросила Калли таким тоном, будто хотела дать понять, что сожалеет о каждом дне, проведенном вдали от будущего мужа, и только сейчас, в ожидании ребенка, ей удалось обрести счастье и душевный покой. – Я не могу позволить тебе последовать моему примеру и провести впустую столь значительный отрезок жизни, Ровена. Ты представить себе не можешь, как мне больно осознавать, что близкий мне человек, почти сестра, решила похоронить себя заживо из-за единственной ошибки юности.
Ровена открыла рот, чтобы защититься от столь резких обвинений, но натолкнулась на суровый взгляд подруги и вздохнула:
– Я не такая сильная, как ты, Калли…
– Это не так, дорогая.
– Именно так. Тебе удалось стойко вынести потерю Грейс, а потом разлуку с Гидеоном, когда ты решила, что больше не можешь жить с ним. Ты не сломалась, а ведь мне было больно смотреть на вас тогда, хотя вы оба старались скрывать свою печаль. Я не раз пожалела, что дала тебе обещание никому не говорить, куда ты уехала. Будь я хоть чуточку хитрее, непременно рассказала бы обо всем маме, а та разнесла бы весть по всей округе. Девять лет – слишком большой срок для затворничества и невыносимых страданий рядом с бессовестной теткой.
– А теперь ты сама стремишься к тому же? Нет, Ровена, ты не должна отказываться от стремлений стать счастливой лишь потому, что брак с бравым лейтенантом принес тебе много страданий. И я не намерена бездействовать и смотреть, как ты губишь себя.
И вновь Ровена открыла рот, чтобы возразить, сказать, что они с Нейтом были счастливы до последнего его вздоха, но солгать, глядя в лицо подруги, не смогла.
– Я не могу поступить по-другому. Да, наши отношения были не безупречными, и, дабы не совершить повторной ошибки, мне лучше забыть о замужестве. Но я согласна с тобой в том, что мне пора перестать чувствовать себя виноватой, что я не лежу в сырой земле рядом с мужем, и построить свою жизнь так, как мне действительно хочется. Я ожидаю предложений на место гувернантки или учителя, наконец мне удастся найти достойное применение тем знаниям, которые передали мне отец и твой дедушка.