Радость улетучилась. Я поняла, что ночной кошмар не исчезнет, когда я открою глаза.
Я постаралась отбросить эти чувства, улыбнулась Крису, стиснула его пальцы и снова стала разглядывать Фоксворт Холл, восставший из праха, противостоящий нам и поражающий нас своим могуществом, своими колоссальными размерами, ощущением непреходящей злобности, бесчисленными окнами, которые были прикрыты черными ставнями и походили на темные холодные глаза под тяжелыми веками. Казалось, он на наших глазах увеличивался в размерах, захватывая все новые и новые акры земли в своем гордом и пугающем величии. Он превосходил по величине большинство отелей и по форме походил на огромную букву Т, только пересеченную с каждого конца, таким образом его центральная часть была непропорционально огромна, а к ней с разных сторон были пристроены флигели — с севера и юга, с запада и востока.
Дом был построен из розового кирпича. Множество черных ставен гармонировали с крышей из шифера.
Четыре внушительные белые коринфские колонны поддерживали грациозный передний портик. Над темными двустворчатыми дверями переливался огнями круг из разноцветных стекол. Огромные медные орнаментальные щиты украшали каждую дверь, и все это делало дом более элегантным и менее мрачным.
Я уже почти утешилась, когда вдруг солнце скрылось за темными тучами. Я глянула вверх — небо покрыли грозовые тучи, собиралась гроза, усиливался ветер. Деревья в лесу раскачивались, а встревоженные птицы летали и кричали в поисках укрытия. Зеленые лужайки, только что безукоризненно чистые, покрылись сброшенными листьями и обломанными ветвями. Цветы, рассаженные в геометрически правильные клумбы, были безжалостно прибиты к земле.
Я задрожала и прошептала про себя: «Скажи мне снова, Кристофер, что все будет хорошо. Скажи мне это снова, потому что не хочется верить, что солнце скрылось, и приближается гроза».
Он тоже взглянул на небо, почувствовав мою тревогу, мое нежелание довести дело до конца, поселившись здесь, как я обещала Барту, моему второму сыну. Семь лет тому назад психиатры убедили нас, что лечение прошло успешно, он вполне нормален и может жить без постоянного наблюдения врачей.
Чтобы успокоить меня, Крис обнял мои плечи и прижался губами к моей щеке:
— Это будет испытанием для всех нас. Я знаю. Мы его выдержим. Мы теперь не говорящие куклы, брошенные на пыльный чердак, никто теперь не будет командовать нами. Мы взрослые люди, хозяева своей жизни. Пока Барт не достигнет возраста, позволяющего ему вступить в наследование имением, его собственниками будем мы. Мы с тобой теперь муж и жена Кристофер Шеффилд из округа Мэрии, Калифорния, и никто не будет знать, что мы брат с сестрой. Никто не сможет предположить, что мы прямые потомки Фоксвортов. Все страхи позади. Это как раз наш шанс, Кэти. Здесь, в этом доме, мы сможем позабыть все зло, причиненное нам и нашим детям, особенно Барту. Мы будем править не стальной волей и железной рукой, как Малькольм, а любовью, сочувствием и пониманием.
От того, что Крис обнял меня и прижал к себе, я вновь обрела уверенность и опять посмотрела на дом. Теперь он предстал передо мною в новом свете. Он был красив. Ради Барта мы останемся здесь до его двадцатипятилетия, а затем возьмем Синди и втроем улетим на Гавайи, где нам всегда хотелось прожить остаток лет возле моря и белых пляжей. Да, мы предполагали, что так будет. Так должно быть. Улыбаясь, я обернулась к Крису:
— Ты прав. Я не боюсь этого дома, не боюсь никаких домов.
Он засмеялся и опустил руку мне на талию, подталкивая меня вперед.
Окончив учебу, мой старший сын Джори улетел в Нью-Йорк к своей бабушке, мадам Марише. Там, в ее балетной труппе он вскоре был замечен критиками и получил первые роли. Его Мелоди, которую он любил в детстве, тоже упорхнула на восток, к Джори.
В возрасте двадцати лет мой Джори женился на Мелоди, которая была на год моложе его. Эта пара работала сейчас вместе и боролась за то, чтобы достичь высот в своем искусстве.