Желание не удовлетворяясь, доставляет боль. Намерение ― хладнокровно. Желай и сразу делай. Либо не желай вовсе. Имей намерение каждый день и каждый час. Просыпайся с целью, засыпай с целью. Цель не для результата. Цель ― твой путь.
Иди по пути или уснешь навсегда.»
Я закончил чтение и почувствовал, как все смолкло внутри. Странная тетрадь и странный текст. Мысли после этих слов куда-то запропастились. Будто потерялись в тумане уставшего сознания. Я что-то ощутил. Может быть то, что называют вдохновением. «Давно оно ко мне не заглядывало». ― подумав об этом, я оглянулся по сторонам, испугался выглядеть глупо в приступе воодушевления. «Но сейчас я скорее выгляжу, как сумасшедший с пустым, бездушным взглядом». ― подумал я.
Осмотревшись, я успокоился и опустил глаза. Никому из присутствующих нет до меня дела.
Пока я читал и озирался по сторонам, автобус незаметно достиг моей остановки. Я вскочил и протискиваясь через толпу возмущенных пассажиров, вложил черную тетрадь в пакет, в котором болтались туда-сюда книги, линейка, пара простых карандашей и неоконченные чертежи.
Выйдя на улицу, я ощутил ветер. Он дул все сильней и напористей будто мне назло. Шея болезненно содрогалась от его порывов.
«Щеки и нос наверное покраснели». ― сделал вывод я и стал прятать лицо от проходивших рядом незнакомцев. «Не люблю я выглядеть глупо».
Подойдя к своему подъезду я вспомнил о находке и решил после вечерней трапезы продолжить чтение. Не скажу, что текст меня поразил или сразу понравился. Нет. Наоборот, мне показалось, что этот дневник пишет какой-то напыщенный болван. Мне попросту стало интересно. Еще я помнил свою странную реакцию от прочитанного. Мой ум будто выключился и выключился не совсем так, как от усталости. Безмыслие показалось мне приятным и притягательным. Мне захотелось пережить его вновь. После чтения этого текста мне стало даже как-то полегче, что конечно не отменяло того факта, что этот горе писатель слишком много на себя брал.
В размышлениях я зашел в дом и не торопясь, поужинал. Лишь спустя час я очнулся от мыслей, поймав себя за просмотром телевизора. Выключив звук, чтобы не отвлекал, я достал из пакета дневник неизвестного и начал было его читать, как буквально через минуту загремел телефон. Я взял трубку, ощущая небольшой страх ― кто может звонить в такое время. За страхом пришло и раздражение. «Не люблю, когда меня отвлекают». Я сделал голос нарочито грозным и тягуче сказал:
― Алло.
– Антон! Завтра чтоб ровно к шести. Придут важные люди. Смотри не опоздай.
– Хорошо. ― промямлил я, скрывая злость, попрощался и положил трубку.
Звонил мой начальник. Что это были за важные люди, я не знал, но решил встать намного раньше, чтобы точно успеть вовремя. Я всегда был человеком пунктуальным и даже удивился, что Иваныч ― так все звали моего шефа ― усомнился во мне.
Переварив разговор, я завел будильник на полпятого и уже взял тетрадь. Но не успел ее даже раскрыть, как снова зазвонил проклятый телефон. Звонил мой старый друг, с которым мы не беседовали около полугода. Сразу же образовалось множество тем. Мы говорили, матерясь как солдаты, иногда посмеиваясь и грубо подшучивая друг над другом. Положив трубку на место, я посмотрел на часы и ужаснулся. Два часа ночи. «Завтра же рано вставать». ― осенило меня. Впрочем сильнее чем сон, меня манило продолжить чтение и я, несмотря на здравый смысл, открыл в дневнике следующую запись. Запись под ничего для меня не значащим заголовком: «Получение имени».
Получение имени
«― Последнее время я занимаюсь странными вещами. ― сказал я серьезно и взглянул собеседнику прямо в глаза.
Передо мной возвышался здоровый мужик лет пятидесяти. Уже с залысинами и будто уставшим от долгих и тяжелых лет жизни лицом. Он сидел напротив меня и потягивал дорогое красное вино. Одет он был неприметно ― серая футболка и синие полинявшие от длительной носки джинсы. Он не отвел взгляда, а лишь слабо улыбнулся и стал разглядывать мой левый глаз, как мне показалось. Ощутив неприятную тяжесть, я отвлекся на свой бокал и слегка отпил. Неплохой вкус для дряной забегаловки, около которой мы случайно встретились пару часов назад.
Из колонок совсем рядом с нами, совершенно для меня неожиданно, полился легкий мелодичный джаз. Выждав паузу, чтобы оценить и насладиться мягким послевкусием вина, я продолжил:
― Уже месяца три я проживаю страдания других.
Мой собеседник подался вперед и на его губах снова заиграла эта хитрая, насмешливая улыбка. Он не проронил ни слова.
― Не знаю, откуда это взялось. Мне никто не рассказывал о подобном. По крайне мере я об этом не помню. В общем как-то раз я пошел прогуляться. Без какой-то конкретной цели. Просто слонялся рядом с домом и внезапно услышал крики за поворотом.
Я замолк и прилично отхлебнул из бокала. Вспоминать те события было грустно и неприятно. Из памяти начали всплывать разные противоречивые чувства. Мурашки побежали по телу. В руках объявилась дрожь.
― Завернув за угол, я увидел, как кричит мальчишка лет пяти-шести. Кричал он просто оглушительно и в этом крике угадывались страх и обида. Лицо его, мокрое от слез, было искажено гримасой боли. Конечно, я мог ошибаться, но мне так показалось. Рядом стояли, видимо, его мать с отцом и тоже орали друг на друга что есть мочи. В тоже время мать дергала мальчугана за руку. Он сопротивлялся изо всех сил и тогда она стала толкать его, подкрепляя свои действия жестким матом. Я подошел поближе. Не настолько, чтобы привлечь внимание, но достаточно, чтобы взглянуть им в глаза. В этот момент и возникла эта странность. Я настолько сильно ощутил себя этим пацаном, что меня как током ударило. Затем я перевел взгляд на мать и стал испытывать также и ее чувства. ― я улыбнулся и оправдываясь, продолжил ― Не подумай, я не говорю о каких-то там экстрасенсорных штучках. Просто я поставил себя на их место. И так поставил, что самому тошно стало. Когда я «был его отцом», меня трясло от злости и в тоже время я избегал взглядов окружающих, опасаясь за свой образ примерного отца. Когда «стал матерью», переживал волны раздражения смешанных с чувствами вины и бессилия. Мальчику, конечно, было хуже всех. ― я сделал паузу и огляделся вокруг. ―
Позже я ощущал похожие чувства, когда слышал какие-то неприятные, грустные истории о других. Я представлял, что погибал кто-то близкий, ощущал что живу в опасных регионах, чувствовал себя умирающим от тяжелой болезни или голода, воображал себя бомжом или алкоголиком, убийцей или его жертвой. Или родственником жертвы. И так далее. Новые и новые страдания, все я пропускал через себя. Притом все это случалось будто без моей воли, я не делал это специально. Это просто происходило. Я не видел здесь какой-то духовной практики. Не чувствовал в этом возможности саморазвития. Это просто происходило. ― повторил я и умолк, ощущая ком, подступивший к горлу.
Мой собеседник вздохнул и опустив взгляд, сказал скучающим, пресным тоном:
– О чем-то подобном рассказывал «черный монах».
― Ты знаком с «Монахом»? ― проговорил я, сомневаясь. ― Про него кто только не говорит. У меня сложилось мнение, что это чья-то выдумка, притом весьма примитивная. Сам понимаешь, в наших кругах любят рассказывать всякие небылицы.
― Да я только вчера с ним говорил. ― твердо ответил он с оттенками раздражения в голосе.
― Откуда у него такое яркое прозвище? ― с насмешкой поинтересовался я.
― Я думал, все уже знают эту историю. ― беззаботно заулыбался здоровяк. ― Ну, слушай. Однажды он шел домой и рядом с электрической будкой… Ну знаешь кирпичные такие? ― вопросительно взглянул он на меня.
Я кивнул и заметил, что музыка в кафе сменилась на какую-то классическую, сыгранную на одном пианино. Вокруг все заволокло сигаретным дымом и я стал негромко покашливать. У меня с детства на сигаретный дым аллергия и не смотря на то, что она частенько доставляла мне неудобство, ничего с ней не делал. Да и вообще не знал, можно ли с ней что-то сделать. Вынырнув из мыслей об аллергии, я заметил, что деревянный стул подо мной ужасно скрипит. Впрочем мне это не особо мешало и я почти сразу об этом забыл, увлекшись рассказом своего знакомого.