Если попытаться ответить на вопрос о том, каковы содержательные основания разделения методов на эти две группы, то с количественными методами ситуация относительно ясна – их мы можем определить как методы, основанные на аппарате математики [Muijs, 2004, p. 1–2], а вот основания качественных методов оказываются гораздо менее отчетливыми. Доступным решением было бы определить качественные методы «апофатически» – как «все остальное», как неколичественный анализ, как изучение данных, не оформленных в численном, измеримом виде. Такое определение трудно признать удовлетворительным, однако есть некоторые обстоятельства, вынуждающие говорить о качественных исследованиях именно так. В первую очередь причина этого – фрагментированность подходов к качественному анализу и их сопротивление попыткам выстраивания какой бы то ни было метапарадигмы [Denzin, Lincoln, 2005, p. xv].
Ввиду того что никакого определенного «катафатического» содержания в понятии качественные методы мы не обнаруживаем, привычное разделение методов на количественные и качественные имеет смысл пересмотреть. Как минимум стоит пользоваться термином качественные методы с осторожностью, в частности обращая внимание на тот факт, что если количественные методы основаны на математике, то у качественных методов таких «математик» вполне может быть несколько, и каждое из таких оснований будет давать нам отдельную группу методов.
Именно в поисках обществоведческих «математик» мы можем обратить внимание на семиотику, в ней мы можем усмотреть одно из методологических оснований качественных исследований в политике4. Поскольку, как было сказано выше, термин качественные методы довольно зыбок, предлагается далее вести речь именно о семиотических методах. Объем этой категории, пожалуй, может оказаться у́же, однако ее содержание будет гораздо более определенным.
Семиотика как «математика» наук об обществе
Что же мы знаем о семиотике, и какие методы мы можем отнести к семиотическим? Обычно семиотикой называют науку, занимающуюся изучением знаков, знаковых систем (языков) и целостных совокупностей знаков (текстов). При этом понятия знак и текст рассматриваются в максимально широком значении. Текстами именуются отнюдь не только фрагменты устной или письменной речи на естественных языках, а вообще любые результаты осмысленной деятельности. Семиотика, таким образом, оказывается тем фундаментальным инструментом, с помощью которого мы можем описать не реальность, но действительность [Ильин, 2009, с. 186–189], не Плерому, но Креатуру [Jung, 1967; Бейтсон, 2000]. Она позволяет протоколировать эффекты, вызванные различиями, которых нет в универсуме реальности – в плеромном мире неразграниченных материальных сил и импульсов, но которые при этом являются существенными и значимыми для универсума действительности – мира, творчески освоенного и осмысленного человеком.
Семиотика – инструмент изучения мира, существующего в сознаниях: в нашем собственном сознании и в сознании Другого. Именно по этой причине мы можем говорить о ней как об аппарате, подходящем для гуманитарных и общественных наук. И, конечно, политология не является здесь исключением.
Семиотика также есть средство исследования миров разной модальности: миров возможных и невозможных, миров желаемого и должного5, миров, в которые мы верим, миров, которые вызывают у нас восхищение, ужас или стыд. И здесь нельзя не провести параллели с тем, что уже является частью инструментария политологии, – например, с категориями креденда, миранда, хорренда, пуденда у Мерриама и Лассуэлла [Lasswell, 1949, p. 10; Merriam, 1946, p. 453].
Представления о семиотике как об одном из оснований всякого человеческого познания можно обнаружить уже у классиков современной науки и философии. Так, например, Джон Локк в своем «Опыте о человеческом разумении» (1690) писал, что семиотика (Semeiotike) – как «учение о знаках» (the doctrine of signs) – составляет одну из трех ветвей познания как такового наряду с физикой – «знанием о вещах» (the knowledge of things) и практикой – «умением правильно прилагать наши силы и действия для достижения благих и полезных вещей» (the skill of right applying our own powers and actions, for the attainment of things good and useful) [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, p. IV:XXI].
О семиотике Локк говорит следующее: «И так как наиболее обычные знаки – это слова, то семиотику довольно удачно называют также λογική – “логика”. Задача логики – рассмотреть природу знаков, которыми ум пользуется для уразумения вещей или для передачи своего знания другим» [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, p. IV:XXI]. Локк обращает внимание на связь между знаками, словами и знаниями. Если в русском языке знаки перекликаются со знаниями, то в греческом слово – логос (λόγος) – перекликается с логикой (λογική), способностью к рассуждению.
Другой ярчайший мыслитель Чарльз Сэндерс Пирс сделал следующий шаг – развернул масштабную систематику человеческого познания и поведения, в которой семиотика также заняла центральное положение. Пирс в различных своих работах приводит разные версии выделения развновидностей наук. Как и у Локка, эти классификации у него имеют триадическую структуру. Так, например, в своей ранней работе «Телеологическая логика» (1865) Пирс ведет речь 1) о позитивной науке (изучение вещей), 2) о семиотике (изучение представлений) 3) и о формальной науке (изучение форм) [Peirce, 1982, p. 303–304]. Как и Локк, Пирс ставит знак равенства между логикой и семиотикой, говоря о них как о разных названиях для «формального учения о знаках» [Peirce, 2012, p. 98].
Сами знаки Пирс также рассматривает трихотомично. Во‐первых, он разделяет знаки по самой их сути на: 1) первичные знаки-качества (напр.: ощущение от черного цвета), 2) воплощения качеств, т.е. единичные действительно существующие предметы или события – знаки-вещи (напр.: написанное черными чернилами слово «стол»), 3) знаки-законы, проявляющиеся в вещах (напр.: правила использования слова стол). Во‐вторых (и это самая известная триада Пирса), с точки зрения отношений между знаком и объектом, на который знак указывает, выделяются: 1) иконы (знаки в силу подобия), 2) индексы (знаки в силу смежности) и 3) символы (знаки в силу конвенции). В‐третьих, Пирс различает с точки зрения отношения к своему значению: 1) знаки-возможности (ремы), 2) знаки-факты (суждения) и 3) знаки-умозаключения, что соответствует классической логической триаде термина, предложения и умозаключения [Peirce, 2012, p. 101–104]6.
Полтора с лишним века между семиотиками Локка и Пирса как между важнейшими вехами истории этой науки были также заполнены весьма содержательной работой. Как показал в своем фундаментальном справочнике о семиотике Винфред Нёт [Nöth, 1985; 1990], за это время появились идеи и труды Иоганна Готфрида Гердера, Вильгельма фон Гумбольдта, а также Иоганна Генриха Ламберта и Бернарда Больцано, которые не только развивали семиотические концепции7, но и пользовались при этом самим термином семиотика. Б. Больцано, например, развивая общее «учение о знаках» (Zeichenlehre), выделял семиотику (Semiotik) в качестве прикладной его части [см.: Nöth, 1990, р. 27–34].
Однако формирование семиотики как науки связано именно с Пирсом и его младшими современниками. В связи с этим нельзя не упомянуть помимо трудов Ч. Пирса также сигнифику В. Уэлби [Welby, 1985] и семиологию Ф. де Соссюра [Соссюр, 1977, с. 54]. Пирсовские идеи о фундаментальном характере семиотики развивал также выдающийся ученый Чарльз Уильям Моррис. Он четко различил чистую (pure) семиотику и ее приложения к различным предметным областям в виде дескриптивных (descriptive) семиотик [Morris, 1938, p. 9]. Аналогичные идеи высказывал и Ганс-Генрих Либ, предлагавший выделять общую семиотику и семиотику специальную [Lieb, 1975].