В поле российских исследований субнациональной политики этот тренд на углубление изучения взаимодействий акторов и структур пока не является определяющим. Данную область характеризует скорее инерционность и традиции разобщенности различных подходов и тематических областей, недостаточная концептуализация, преобладание описательности, ограниченное взаимодействие с зарубежными профильными исследованиями и т.д. [Авдонин, Баранов, Дахин, 2006; Туровский, 2011, 2014; Панов, 2008; Дахин, 2016 и др.]. Кроме того, на сферу этих исследований влияет не только логика развития науки, в данном случае политической науки, и ее субдисицплин, но и экстранаучные факторы и обстоятельства. В их числе, например, усиление тенденций централизации и «вертикализации» российской политики и ужесточение форм политического контроля в целом, что, несомненно, оказывает угнетающее воздействие и на субнациональную политику, и на ее исследования. Но, разумеется, эти обстоятельства не могут «отменить» субнациональную политику как объект анализа, а высказываемые иногда суждения о «смерти» или кризисе таких исследований в России [Ковалев, 2007 и др.], скорее, всё же метафора, призванная обратить внимание на имеющиеся сложности и проблемы.
С учетом этих сложностей развитие исследований субнациональной политики в России, тем не менее, можно охарактеризовать как поступательное. Во многом они по-прежнему осуществляются в русле исследований федерализма и местного самоуправления с использованием институционального подхода3. При этом заметное место здесь уделяется рассмотрению многочисленных институциональных реформ в этих сферах, инициируемых и контролируемых центром. Так, тема централизации и редистрибутивной политики федерального центра, в частности – распределения трансфертов и их влияния на степень автономии субнационального уровня, – продолжает привлекать внимание исследователей. В работах Шарафутдиновой и Туровского [Sharafutdinova, Turovsky, 2017], Зубаревич и Сафронова [Зубаревич, Сафронов, 2013], Либмана и Фульда [Libman, Feld, 2013], Стародубцева [Стародубцев, 2014] демонстрируется, каким образом центр удерживает контроль над региональными правительствами за счет создания правил игры, требующих подчинения центральным органам власти. В практическом плане исследования, как правило, ориентированы на поиски оптимизации политики и управления на субнациональных уровнях в качестве элементов общенациональной политической системы. Практическое значение имеет также анализ результативности и качества управления на региональном уровне [Кононенко, 2015; Sharafutdinova, Steinbucks, 2017].
В то же время в российских исследованиях субнациональной политики постепенно растет и число работ, ориентирующихся на неоинституциональные и конструктивистские дискурсы, переносящие акцент на проблематику субнациональных акторов, их формирования, взаимодействия, стратегического и символического поведения, факторов институционализации и т.д.4 В отличие от институционалистских подходов, связывающих акторов с системой формальных политических институтов, эти подходы нацелены на анализ более разнообразного круга связей, взаимодействия, факторов деятельности субнациональных политических акторов, включая как формальные, так и неформальные институты, рациональное и эмоциональное поведение, структурные, культурные, исторические, территориальные параметры.
Можно также отметить, что в последние годы в исследованиях субнационального измерения всех дискурсов и подходов заметно возрос удельный вес работ, так или иначе сфокусированных на этнонациональной составляющей политики5. В этой связи возросло число исследований политики в национальных республиках, в полиэтничных, приграничных регионах, в других территориях с повышенным влиянием этнонациональных факторов и миграционных процессов. В то же время объем исследований по институционализации политики в регионах и субрегионах вне выраженных связей с этичностью стал относительно меньше. Сократился еще недавно столь значительный поток исследований по региональным и местным элитам, меньше стало исследований по политическим партиям и партийной политике на субнациональных уровнях. Можно отметить и относительное сокращение фронта исследований субнациональных избирательных процессов. Возможно, что такое смещение интереса к анализу политизации этничности от исследований других составляющих субнациональной политики отражает определенное снижение влияния последних в условиях усиления централизации и авторитарной унификации российской политики. На этом фоне этничность становится чуть ли не главным фактором политики на субнациональном уровне, во всяком случае, одним из тех, которые должны изучаться в приоритетном порядке [Hale, 2003].
Еще одним растущим сегментом поля исследований субнациональной политики является в последние годы изучение ее социально-психологических, символических, культурных и культурно-исторических аспектов6. Частично эта тематика пересекается с политическими исследованиями национальности и этничности, понимаемых преимущественно в культурном и историческом плане, но также образует и более широкую область. Здесь рассматриваются, например, вопросы формирования и политизации территориальных (региональных и местных) и экстерриториальных (сетевых, корпоративных) идентичностей, складывания региональных и местных политических культур и субкультур, проблематика субнациональной символической политики, политики памяти и т.д. Сюда же следует отнести работы о влиянии исторического наследия [Lankina, 2012; Lankina, Libman, Obydenkova, 2016]. Можно также добавить, что к этому полю, как правило, примыкают и попытки изучения политизации конфессиональности на субнациональных уровнях, но пока специализированных работ по этой проблематике относительно немного, хотя тенденция к их росту намечается7.
Помимо исторического измерения у региональных различий часто присутствует и сугубо пространственный «географический» аспект. Так, в качестве факторов институционального разнообразия могут рассматриваться трансграничные экономические связи (linkage) или расстояние от федерального центра [Obydenkova, Libman, 2012; Lankina, Libman, Obydenkova, 2016 a; Golosov, Gushchina, Kononenko, 2016]. Отмечается также некоторый рост исследований субнациональной политики, помещаемых в неформальный или слабо институционализированный территориально-географический или геополитический контекст. Имеется в виду привязка исследований этой политики к таким условно выделяемым макрорегионам, как «Юг», «Север», «Урал», «Арктика», «Каспийский регион» и т.д.8 В какой‐то мере это может отражать интерес к особенностям политики в соответствующих федеральных округах, но, с другой стороны, сами эти округа в качестве объектов исследования, за редким исключением, почти не рассматриваются. В исследованиях географические регионы далеко не всегда совпадают с территориями федеральных округов и задаются в виде своего рода контекстной рамки политики, определяющей ее особенности и содержание. Иногда это приобретает сходство с геополитикой или с суждениями в духе географического детерминизма.
Разумеется, все эти сдвиги не означают, что традиционные и классические темы исследований субнационального измерения политики, будь то взаимоотношения уровней власти, конкуренция акторов и политическое участие, в том числе электоральное, на субнациональных уровнях, режимные характеристики и имплементация политики и т.д., уходят на второй план. Все они сохраняют свою значимость, способствуя консолидации и спецификации этой области исследований в российской политической науке.