— Как я могу забыть?
— Ты действительно думаешь, что Яков выполнит свои угрозы, если ты не женишься на девчонке Комина?
— Абсолютно, — категорично ответил Хок.
— Я не понимаю, почему он так сильно ненавидит тебя.
На лице Хока мелькнула сардоническая улыбка. Он знал, почему Яков ненавидел его. Тридцать лет назад родители Хока унизили Якова до глубины его тщеславной души. Так как отец Хока умер, прежде чем Яков смог отомстить за себя, король вместо отца переключился на Хока.
В течение пятнадцать долгих лет Яков контролировал каждую минуту жизни Хока. За несколько дней до того, как срок его службы королю должен был истечь, Яков изобрел план, чтобы повлиять на каждый момент его будущей жизни. По указу короля Хок принужден был жениться на девице, которую не знал и не хотел. Старая дева-затворница, которая по слухам, была ужасно отвратительна и бесспорно безумна. Это была извращенная идея короля Якова о пожизненном приговоре.
— Кому дано понять королей, мой друг? — Уклончиво сказал Хок, явно положив конец этой теме.
Двое мужчин замолчали. Оба погрузились в раздумья по различным причинам, глядя в бархатное небо. Из сада послышался мягкий крик совы. Сверчки терли ножками, производя сладкую музыку, отдавая дань сумеркам, пришедшим в Далкит. Звезды пульсировали и мерцали на иссиня-черном занавесе ночи.
— Смотри. Одна упала. Там, Хок. Что ты сделаешь с этим? — Гримм показал на белую точку, резко упавшую с небес, оставляющую за собой молочно-белый след.
— Эсмеральда говорит, что если загадать желание на падающую звезду, то оно исполнится.
— Ты загадал сейчас?
— Бессмысленный разговор, — усмехнулся Хок. — Глупый романтический бред для мечтательных девиц.
Конечно, он загадывал. Каждый раз, в последнее время, как видел падающую звезду. Всегда одно и то же желание. В конце концов, время приближалось.
— Хорошо, я попробую, — проворчал Гримм, которого не поколебали насмешки Хока. — Я желаю…
— Сдавайся, Гримм. Какое у тебя желание? — полюбопытствовал Хок.
— Тебя это не касается. Ты в это не веришь.
— Я? Вечный романтик, который очаровал легионы своей поэзией и обольщением — не верю в эти прекрасные женские штучки?
Гримм послал своему другу предупреждающий взгляд.
— Осторожно, Хок. Смейся над ними на свой страх и риск. Возможно, однажды ты действительно разозлишь девушку. И ты не будешь знать, что с этим делать. В данное время, они ещё падают от твоих прекрасных улыбок…
— Ты имеешь в виду вроде этой. — Хок выгнул бровь и изобразил улыбку, дополненную сонным полуприкрытым взглядом, которая громко говорила той девушке, которой была адресована, что она единственная настоящая красота его сердца, что в его сердце имеется место только для одной — кому бы ни случилось быть в объятиях Хока в этот момент.
Гримм покачал головой в шутливом отвращении.
— Ты делаешь это. Ты должен. Давай, признай это.
— Конечно, я это делаю. Это срабатывает. Почему бы и тебе не попрактиковаться?
— Бабник.
— Хм, — согласился Хок.
— Ты помнишь их имена?
— Все пять тысяч. — Хок скрыл свою усмешку за глотком портвейна.
— Подлец. Распутник.
— Повеса. Развратник. Хам. О, вот очень хорошее слово: сластолюбец, — с готовностью поддержал его Хок.
— Почему они не видят тебя насквозь?
Хок пожал плечами.
— Им нравится то, что они получают от меня. Здесь так много жаждущих девушек. Я не могу, говоря по совести, их отталкивать.