Смелости и уверенности в себе!
Но сначала я решилась полностью открыть лицо, завязав платок, как обычные хозяйки, если прохладно или чтобы волосы не мешали, а дальше посмотрю, как моя охрана себя поведет. Волк Маран – один из самых верных приближенных Амаля. С таким же жестким, непримиримым нравом. Самый преданный. Недаром брат этого пса приставил ко мне таким же надзирателем, как сам.
Взяв фляжку с водой, я приподняла полог и выглянула наружу. Зажмурилась от удовольствия – солнышко хоть и клонится к закату (здорова же я спать), а хорошо пригревает. Прямо красота! Обоз наш всего из четырех подвод: первую нагрузили провиантом для сопровождающих – тратить время на охоту и покидать ценный груз Амаль строго-настрого запретил; затем моя кибитка и телега с золотым оброком; на последнюю сложили мешки с овсом для лошадей. Лошади времени зря не теряли, воспользовавшись остановкой, пощипывали траву на обочине.
– Доброго дня, лу Савери, – раздался со стороны леса ехидный голос Марана. Затем он еще более ядовито добавил: – Вы ничего не забыли?
Я вздрогнула, словно девочка, пойманная на шалости. Высокий, широкоплечий, черноволосый Маран и одежду предпочитал темную, словно для устрашения. Ну уж нет, не запугает, вряд ли он страшнее главы Волчьего клыка, которого я за столько лет рядом как облупленного изучила. Приподняв бровь, недоуменно и слегка высокомерно посмотрела на него и приторно-любезно улыбнулась:
– Нет, ата Маран, я ничего не забыла, наоборот, нашла день удивительно солнечным.
Неторопливо вылезла из повозки, аккуратно придерживая юбку, открыла флягу и вылила воды в ладонь. Умылась, охладив горящие щеки, а Маран стоял, расставив ноги и скрестив руки на широкой груди, и с едва заметной кривой ухмылкой пялился на меня. Так и хотелось спросить: давно в лицо не видел? Неторопливо, тщательно стряхнула с рук капельки воды и опять подняла глаза на надзирателя, продолжавшего настаивать:
– Лу Савери, вам напомнить, что приказал ваш брат насчет плата?
– Ата Маран, вам напомнить мой возраст? – Мы сверлили друг друга непримиримыми взглядами.
– Еще утром вы не были столь смелы, – кривая усмешка Марана стала еще более обидной, голос буквально сочился ядом.
– Мой характер не вашего ума дело, – одарила его, надеюсь, не менее кривой ухмылкой.
А у самой внутри все дрожало от страха. Был бы у меня запах, этот волк тут же ощутил бы его и понял, что смелость эта напускная.
– Давайте договоримся в начале нашего пути, лу Савери, – слишком спокойно предложил Маран, – вы не будете ослушиваться приказов вашего брата и дадите мне правильно выполнять свою работу.
– Я не мешаю вам выполнять работу, ата Маран. Вы охраняете золото и меня? Вот и охраняйте на здоровье, пожалуйста, – стараясь, чтобы голос не дрогнул, издевательски вежливо посоветовала.
Маран вдохнул рывком. Злится, но виду не подает.
– Ата Амаль сам отбирал охрану обоза. Каждый волк, сопровождающий вас и ценный груз, предан ему. Лу Савери, все мы женаты. Поэтому предупреждаю: нет смысла заигрывать с кем-то из нас в расчете на то, что кто-то польстится на ваше очаровательное личико.
– Правда очаровательное?! – выпалила я не в силах перебороть любопытство.
Маран весело хмыкнул, но быстро помрачнел:
– Прошу вас больше не нарушать приказ главы клана, иначе…
– А иначе – что? – подначила я. – Изобьете, как Амаль? Посадите на хлеб и воду в подвал? Что вы теперь можете сделать, если откажусь? Я в своем праве одеваться так, как сочту нужным. Я свободная кошка!
– Иначе: мне дали право напоить вас шепотником. Всю дорогу будете находиться в плену сна и шепота своих фантазий.
Я едва не задохнулась от возмущения:
– Как… как вы можете на такое решиться? Я понимаю Амаля, для него сестра – надежный резон прижать к когтю любого, ключница и порой хуже прислуги. На кого еще можно выплеснуть злобу лишнюю. Но вы?.. А вы знаете, что шепотник память может напрочь отбить, нюх и дурачком сделать?
Маран нахмурился, поморщился и осторожно пояснил:
– Я согласен с главой в одном: нашему клану жизненно необходима сильная повитуха, да еще с даром знахарки. Последние годы только в нашей долине не умирали роженицы, благодаря вам. Другие подобным счастьем похвастать не могут. У меня молодая жена; и глава дал слово, что вы проследите за моей Дамирой и будущими щенками.
Я неосознанно качала головой: да, меня всем кланом и окрест жалели, но ни один не вступился, не возмутился положением бесправной пленницы. Каждый мужчина опасался, что придет его черед просить за беременную супругу или сестру у главы клана.
– Ведь я бы никуда не уехала, жила бы в родной долине, вышла бы замуж за одного из наших, а теперь еду на смотрины. – Мотнула головой и решилась на откровенность: – Вы хоть понимаете… видите, что с ним происходит? Он же на грани!
Маран облизнул губы, блеснув крепкими белоснежными клыками, – сильный, матерый волк.
– Может, и видим. И понимаем, что вам недолго унижения терпеть осталось, – решился-таки признаться он, хоть тихо говорил, но твердо. – Посему каждый из нас заинтересован, чтобы в клан вернулась сильная повитуха и знахарка. Не обессудьте, лу, но мы в точности исполним приказ главы помочь вам не пройти смотрины. Проследим за этим.
Я ошарашенно таращилась на Марана несколько мгновений, а потом внутри у меня словно пузырь мыльный лопнул. Ах вот оно как, значит. Только Ладка тайком деньги дала и велела не показывать никому. А провожавшие сладости, пироги да вещи дарили, может, и не прощались вовсе. Настрой благостный создавали, чтоб родной дом не забывала, помнила, благодаря амулетам да нарядам.
Глаза защипало, но я прикусила до крови щеку, а потом зло и упрямо прошипела:
– Лицо больше прятать не стану!
– С нами ата Роман, поверенный князя, едет, ушлый молодой кошак и…
– Нет! – даже уши угрожающе прижала к голове, приготовившись сопротивляться не на жизнь, а на смерть за кроху свободы, которую снова забрать хотят.
Маран посверлил меня испытующим взглядом и, видимо, не решился портить отношения с повитухой – согласился, словно кость кинул:
– Хорошо, в дороге можно, но в трактирах или городе надо будет. И про запах не забудьте, береженого Луна бережет!
Я длинно выдохнула Марану в спину:
– Ладно…
Вокруг сновали охранники. Сноровисто обустраивали ночлег, разводили костер, поили-кормили лошадей. Мужчины с любопытством посматривали на меня, но ничего, кроме праздного интереса, в их взглядах не было. Оно и понятно: счастливо женатые и замужние оборотни никогда на измену не пойдут. А несчастливые браки на Зеленой стороне крайне редко случались, ведь потомства в этом случае не дождаться. До брака любой может гулять сколько влезет, лишь бы на здоровье, никто не осудит свободолюбивое существо, но семья – святое. Семья душу бережет от грани, за которой отверженными становятся, в душников вырождаются.
Свежий вечерний ветерок, наполненный лесными ароматами и смолистым дымком костра, приправленного аппетитным запахом булькающей в котелке похлебки, ласково охладил мои щеки, словно шепнув: а жизнь-то налаживается!
Глава 4
Дорога петляет мимо заросших холмов, то спускается в очередную долину или лощину, то поднимается. Солнце медленно клонится к земле. Вот-вот остановимся на ночевку. После скорого обеда подаренной на прощание снедью, во время которого я стеснялась поднять глаза на моих спутников, чувствуя себя не совсем уверенно с открытым лицом, решила сесть рядом с возницей. Хоть словом перемолвиться, все не так скучно. Не привыкла я к праздности и отоспалась уже.
Старый Вит, возница из песцов, давно обосновался в клане, еще при моем деде, тоже главе. И заметно выделяется среди пожилых оборотней нашей долины лохматой, густой, седой шевелюрой и круглой головой, за что детишки дразнят его одуванчиком, за глаза, конечно. Лицо у Вита изборождено множеством морщин, а голубые глаза в обрамлении белесых ресниц светятся молодым задором.