Молчание. И снова стук, продолжительный и безответный. Тетя Тамара, со слезами и причитаниями стала собирать пожитки, дед оделся, наскоро побрился, взял узелок и, наконец, открыл дверь. На пороге стоял глухонемой двоюродный брат, приехал из деревни с мешком гостинцев.
Резо плохо рос. Вторая жена Самсона была маленького росточка, и Резо пошел в их породу. В то время как мама выросла до 172 см, дядька мой был ростом 156 см, и уже лет в семь стало заметно, что он сильно отстает от сверстников.
По совету знакомых Резо повезли в деревню к знахарке. Мальчика при полной луне посадили в бочку, жгли какие-то травы над его головой, читали заклинание. Но разве генетику переспоришь? Резо остался невысоким.
Следующая история произошла после войны.
Когда Резо учился в последних классах школы, то принял участие в одной шутке, которая чуть не кончилась для всех участников большой бедой.
Перед уроком нелюбимого учителя великовозрастные ученики подпилили ножки стула и стола.
Пришел учитель, сел на стул. Стул сломался, учитель схватился за стол, ножки стола обломились, и стол упал вместе с ним. Учитель среди деревянных останков мебели пополз на четвереньках к окну, ухватился за батарею и встал, и в этот момент большой портрет Сталина, висящий над классной доской, рухнул вниз и тут же превратился в груду обломков, дополнив хаос на полу. Шел 51-ый год, и школьников долго таскали на допросы, пытаясь выяснить, кто организовал падение портрета. Сломанное изображение вождя оказалось много опаснее для шутников, чем падение живого человека, который мог и изувечиться. Веревки, на которых висел портрет, за много лет прогнили, при сотрясении не выдержали, и усатый диктатор упал.
Еле-еле удалось убедить следователей, что падение случайное. Дело замяли.
Моя красавица бабушка после развода не была одинока. У нее были романы с мужчинами.
Как-то я, уже будучи замужем, спросила бабулю:
– А что, после развода никого у Вас не было?
– Ну почему нет, не монашка же я, – ответила бабушка.
– А вот чтобы выйти снова замуж, такого варианта не было?
Бабушка задумалась.
– Да, был один, офицер НКВД. Не намного моложе меня, холостой, очень привязался, можно было его и совсем перетянуть к себе, да не получилось. Тут как раз аресты начались, и его взяли. Испугалась я, не ходила, не выясняла, куда он исчез.
Называла бабушка и имя его, и всплывает сейчас Коля. Опять Коля? Или бабуля имя не называла и возникает в моей памяти тот, первый Коля?
Как-то раз мама описала мне случай, рассказала его с обидой, но мне было смешно.
Мама и Тамарка отправились в кино, а сеанс отменили, и они неожиданно вернулись. У бабушки в этот момент был ухажер дома, и она прогнала маму от порога дома, сказала ей прийти через час, не раньше.
Мама смертельно обиделась, приревновала, но вспомним Бёля. У него в романе, кажется «Глазами клоуна» описана большая семья, живущая в одной комнате. Дети ушли в выходной в кино, сеанс отменили, и они неожиданно вернулись домой. Родители их не сразу впустили и выглядели очень смущенными, а о причине их смущения герой догадался только когда вырос.
Все детство мама с Тамаркой прыгали, то в классики, то через скакалку, и так доскакали до девятого класса, продолжали бы и дальше, но какой-то прохожий, глянул, как они играют в классики, пятнадцатилетние, и бросил:
– Прыгают, дылды такие, замуж уже пора, а они все прыгают.
Год за годом, в 38-ом мама окончила среднюю школу с тройками по математике и поехала поступать в Киевский университет на философское отделение, где и провалилась благополучно, не ответив на вопрос, «что такое фашизм?»
– Потом на своей шкуре узнала, что такое фашизм, – рассказывала она мне.
Тамарка тоже не поступила, и они ближе к осени безуспешно искали работу в Батуми. Есть фотокарточка, а сзади надпись: «после поисков работы». В Батуми всегда было трудно найти что-нибудь подходящее, мало предприятий.
Самсона не огорчила неудача дочери, он считал, что не обязательно ей высшее образование, окончит курсы бухгалтеров и хватит. У него рос сын, требовавший много забот и внимания, третья жена не работала, и ему нужно было содержать троих, на взрослую дочь средств не было.
Позднее бабушка не раз напоминала маме, «тыкала в нос», что только благодаря ей она имеет диплом врача.
– И воображаешь, – добавляла бабушка.
Но какой из мамы был бы бухгалтер при ее нелюбви к точным наукам?
А вот врач при ее прекрасной памяти получился хороший.
В 39-ом году бабушка работала медсестрой в санатории в Сурами, и мама была с ней. От той поры осталось много групповых фотокарточек, и интересно сейчас смотреть, какой разношерстный, пестро одетый люд их заполняет.
В 39-ом году летом мама собралась поступать в медицинский в Ленинград. Киевский университет, философское отделение, это влияние отца. Медицинский, это мечта ее матери, не поднявшейся дальше акушерки.
В том же году в Батуми приехал погостить бабушкин племянник, двоюродный брат мамы, Борис Хороших, сын Капиталины Виссарионовны, старшей сестры бабушки, второй по счету дочери Анна Никандровны. Она была замужем за Дмитрием Хороших, и у них было четверо детей: Валерьян, Борис, Галя и Наташа. Борис в то время закончил второй курс МИИТа.
Много мелких фотографий мамы и дяди Бори в Батуми и в Ботаническом саду сохранилось от того далекого довоенного времени.
В августе у мамы начинались вступительные экзамены в Ленинградском медицинском. Борис сопровождал ее до Москвы. По тогдашней привычке прятать деньги в укромные места мама пришила к трусам кармашек, положила туда деньги, а трусы благополучно забыла надеть. С тем они и уехали. Прямого пути до Москвы через Абхазию вдоль Черноморского побережья тогда еще не было, и поезда ходили через Тбилиси и Баку. Ехать было трое суток, а не 44 часа, как в наше время, сейчас, правда, снова нужно ехать через Баку, и то побоишься, как бы тебя на северном Кавказе не ограбили. И в тот именно момент, когда мама поехала в Москву, на отрезке железной дороги между Батумом и Тифлисом случился обвал. Их состав отвели обратно в Батуми. Нужно было ждать, когда расчистят пути.
– За твоими трусами вернулись, – смеялся над мамой Боря.
Сейчас же хочется рассказать про другой эпизод с деньгами в трусах. Эту историю рассказал мне Алешка, подсмотревший ее в продуктовом магазине в начале девяностых годов.
Стояла длинная очередь за мясом. И вот, спустя часа три, бабулька, взвесив себе мясо, отошла от прилавка, чуть в сторону, задрала подол и прихватила его зубами, чтобы не мешался. Под юбкой у нее обнаружились голубые байковые панталоны. Она отогнула на них резинку, расстегнула булавку и освободила тряпочку, в которой были завернуты деньги. Притихшая очередь десятками глаз заворожено наблюдала за ее действиями. Бабулька без всякого смущения опустила подол, озабоченно осмотрела купюры, и пошла в кассу платить.
Народ выдохнул.
– Лет сорок как не видела ничего подобного, – не выдержала одна женщина.
История с забытыми мамой деньгами вошла в цикл легенд. Легенды отличались от простых рассказов тем, что их повторяли множество раз различным людям. Каждый новый знакомый должен был, если он часто появлялся в нашей семье и признавался обладающим достаточным чувством юмора, выслушать историю про деньги, зашитые в трусы и забытые на спинке стула. Трусы, кстати, были купальные плавки, и одевались они вторыми, верхними. Нижние меняются, а вторые всю дорогу при тебе.
Если же приблудившийся к нам новый знакомый, вернее знакомая, больше тяготел к бабушке, то ему была обеспечена трагическая история про утонувшего жениха, а вот про воскрешение больного с мнимым диагнозом заворота кишок могли и не рассказать: в этом и состояло глубокое отличие легенд от простых воспоминаний, последних можно было и избежать при удачном раскладе, а вот первые были неизбежны.