– Они уже несколько лет были в разводе, но все равно близко общались, поэтому для нее это был тяжелый удар, – продолжал Патрик. – Потом, не прошло и года, как ты пропал, и она совсем расклеилась. Несколько месяцев почти не вставала с постели. Наконец обратилась в реабилитационную клинику, и какое-то время дела шли получше, но потом твой отец попал в тюрьму, они развелись, и опять все стало плохо.
Я кивал и мысленно записывал все детали. Патрик избавил меня от долгих поисков информации.
– Я не хочу тебя расстраивать всеми этими рассказами, – продолжал он, – но нужно, чтобы ты понял, почему она так реагирует. Она очень тяжело переносит любые перемены, даже хорошие. А теперь, когда ты вернулся, она не знает, как быть со всем пережитым горем и виной. Для нее это непосильно.
Тем хуже для Джессики, но тем лучше для меня. Может быть, она меня и не подозревает вовсе, а если и подозревает, ее психическая неустойчивость мне на руку. Похоже, по-настоящему главные в этой семье – Патрик и Лекс, а они оба мне верят.
– Она придет в себя, – сказал Патрик. – Ей просто нужно немного времени и покоя. Просто не надо ее трогать, пока все это не уложится у нее в голове. Понял?
– Понял, – сказал я. Меня это более чем устраивало.
Кто-то кашлянул. Мы с Патриком обернулись и увидели в дверях Николаса. Никто из нас не видел, как он подошел.
– Кто звонил? – спросил Патрик.
Николас быстро перевел взгляд на меня, а затем снова на Патрика. Вместо ответа он сам спросил:
– Мама наверху?
Патрик кивнул.
– Лекс с ней разговаривает.
Николас хмыкнул:
– Супер. Так она никогда не выйдет.
Патрик строго посмотрел на него.
– Я разберусь, – сказал он и двинулся к лестнице. Оглянулся через плечо и добавил: – Миа, кстати, голодная, как волк, а в доме ничего нет.
* * *
Николас сменил Лекс, и она занялась ужином: сделала заказ в местном ресторане, и через час оттуда привезли немыслимое количество еды. Патрик скорчил ей недовольную мину, протягивая доставщику пару хрустящих сотенных из своего бумажника, но Лекс только плечами пожала.
– Мы же не знаем, что любит Дэнни, – сказала она.
Николас уговаривал Джессику через дверь минут двадцать, но она так и не вышла из комнаты, что было немного тревожно. Я-то думал, что любой матери хотелось бы поужинать с сыном, которого она не видела шесть лет, но, видимо, Патрик был прав – для нее это чересчур. Или она подозревает, что я не ее сын.
Ничего, пусть поверит еще только пару часов, а дальше уже неважно, все равно меня тут не будет.
Все остальные уселись за элегантный резной обеденный стол, стоивший, вероятно, больше, чем дом, где я вырос, и стали есть из пластиковых контейнеров филигранными серебряными приборами. Редко когда мне приходилось есть в такой неловкой обстановке, а при моем опыте это о чем-то говорит. На одну только Миа натянутая атмосфера в комнате никак не действовала. Она весело болтала, рассказывала мне о своей учительнице, о своей лучшей подружке, об уроках верховой езды, о щенке, которого страстно мечтала завести. Ей хотелось за время ужина успеть рассказать Дэнни обо всем, что происходило в их жизни без него.
– Я хотела бросить верховую езду, потому что мою подружку Дейзи лошадь сбросила, и она сломала руку, но мама сказала, если я буду ходить на занятия, то, когда мне будет двенадцать лет, у меня будет своя лошадка, потому что ей как раз столько было, когда дедушка купил ей лошадь…
– Бабушка с дедушкой сейчас в Европе, – сказала Лекс, – иначе они пришли бы повидаться с тобой.
– Ничего, – сказал я. Чем меньше родственничков, тем лучше.
– Придется немного подождать, пока тебя внесут в список посетителей, которым разрешают свидания с твоим папой, – добавил Патрик, – но он уже знает, что ты дома, так что наверняка скоро позвонит.
Когда Миа наконец выговорилась, за столом воцарилось молчание. Я прямо видел, как Патрик, Лекс и Николас стараются придумать тему для разговора, не касающуюся того, чего я не помню, или того, что со мной случилось.
– Как тебе сибас? – спросила наконец Лекс. Она уже задавала мне десятки вопросов о еде: что я люблю, не передать ли мне соль, не хочу ли я еще чего-нибудь. Еда – самая безопасная тема для разговора.
Я посмотрел в свой контейнер. Даже не знал, что эта штука, оказывается, сибас.
– Вкусно, – сказал я.
– Хорошо, – сказала она и слабо улыбнулась мне.
Я взглянул на большие часы на стене. Скоро уже можно будет сослаться на усталость и идти спать. Зазвонил телефон, Патрик вскочил и вышел в другую комнату, чтобы взять трубку. Вернулся почти сразу же.
– Кто звонил? – спросила Миа.
– Никто, – ответил Патрик одновременно с вопросом Лекс:
– Кто хочет десерт?
После ужина Патрик объявил, что теперь поедет к себе домой, в Лос-Анджелес. Он уже пропустил пару дней на работе, так что завтра нужно вставать рано и сразу за дела. Он обнял Лекс и Миа, а затем повернулся ко мне. Потянулся, чтобы обнять, остановился, затем рассмеялся сам над собой и снова протянул руки. Объятие было коротким и неловким.
– Мы так рады, что ты дома, Дэнни, – сказал он.
– Я тоже, – сказал я, остро чувствуя, что на нас смотрят во все глаза.
Патрик выпустил меня из объятий.
– Завтра вечером приеду. Нам нужно о многом поговорить.
– Конечно, – сказал я. Торчать тут до завтрашнего вечера я не собирался.
– Я тебя провожу, – сказала Лекс брату. Выходя с ним из комнаты, бросила через плечо:
– Ники, Миа?
Они покивали и немедленно принялись убирать со стола: пластиковые контейнеры и бумажные салфетки – в мусор, столовые приборы в посудомойку. Меня, видимо, как жертву похищения, освободили от этой обязанности, и мне оставалось только стоять столбом, не зная, куда себя девать. Я постоял немного перед одним из огромных окон от пола до потолка, делая вид, что любуюсь лужайкой в сумерках и горами вдали. Затем решил найти Лекс и сказать ей, что я иду спать.
Я пошел по полутемному коридору к прихожей. Лекс с Патриком стояли в дверях, их профили были подсвечены иллюминацией фонтана за окном. Они тихо разговаривали. Я остановился в тени и стал смотреть на них. Слов я не слышал, но по тому, как они смотрели друг на друга, можно было понять, что разговор серьезный. Лекс покачала головой, и по ее крепко сжатым губам я понял, что она опять плачет. Патрик положил руки ей на плечи и что-то сказал, она глубоко вздохнула и кивнула. Они обменялись еще несколькими словами, и Лекс повернулась, чтобы уйти, но Патрик схватил ее за руку и снова притянул к себе. Наклонил голову набок, спрашивая о чем-то. Она долго смотрела на него, потом снова кивнула и мягко высвободила руку из его пальцев. Он поцеловал ее в щеку и ушел, а она закрыла за ним дверь и еще долго стояла, прислонившись к ней всем телом.
В воздухе ощущалось напряжение и неловкость, и я потихоньку ушел, ничего ей не сказав.
* * *
Я вернулся в нетронутую комнату Дэнни и заперся там. Я не знал, что делать. Нужно было чем-то заняться до того времени, когда можно будет смыться, но, честно говоря, глаза уже слипались. Прошлую ночь я почти не спал, а эта игра в Дэнни совсем меня вымотала. Усталость одолела такая, что даже кости ломило. Я заметил на тумбочке будильник и взял его в руки. Можно поспать несколько часов, а потом уж смываться, сказал я себе. Так, пожалуй, даже лучше будет. От усталости легко наделать ошибок. Я завел будильник на три часа и убавил громкость, насколько возможно. Не хотел рисковать разбудить кого-нибудь еще, а сам я сплю чутко.
Ничего своего для сна у меня не было, а жуткие, мумифицированные вещи Дэнни я бы не надел, даже если бы они были мне по размеру. Я уже решил просто скинуть джинсы и рубашку и спать в одних трусах, и тут в дверь постучали. Я открыл и увидел в коридоре Николаса.
– Я подумал, тебе понадобится, – сказал он, протягивая мне футболку и спортивные штаны. – Вряд ли ты сейчас влезешь в то, что лежит у тебя в комоде.