– Ну конечно, – сказал я. – Идем.
* * *
Следующий день, а за ним еще один, и еще, прошли однообразно. Завтрак, душ, новая дорогая одежда, которая была слишком хороша, чтобы торчать в ней весь день дома. Все расходились по школам, а я оставался с Лекс, целыми днями не отходившей от меня ни на шаг. Я ждал, когда придет время допроса в полиции, и каждое утро, спускаясь к завтраку, мысленно готовился к нему, но, видно, Патрик и правда сказал или сделал что-то убедительное, чтобы меня оставили в покое. В результате делать мне было абсолютно нечего, оставалось только убивать время с Лекс. Мы часами смотрели вместе телевизор, сидя на диване в непарадной гостиной. Лекс вводила меня в курс дела по ходу просмотра любимых сериалов: Харрисон тайно влюблен в Саванну, Люсинда изменяет Джеку с Матео, а тормоза в машине Сабины испортил не кто иной как Кларк, – и я начал понимать, почему она до сих пор не доучилась в колледже. Правда, я не мог ее всерьез винить. Сериалы вызывали странную зависимость, и я даже полюбил смотреть их вместе с ней, передавая друг другу миску с попкорном, который Лекс щедро поливала растопленным маслом.
Я прочитал статью в «LA Magazine» об исчезновении Дэнни. Она была похожа на плохой бульварный роман: история бессмысленной трагедии, от которой пошли трещины по идиллически-гламурному фасаду Хидден-Хиллз. Во всех подробностях описывалось, в каких туфлях Джессика была на пресс-конференции, а вот фактов было маловато. Однако, судя по сотням комментариев под статьей, публику она зацепила. Неудивительно, что папарацци слетелись в аэропорт.
Дважды я поговорил по телефону с Робертом Тейтом, звонившим из тюрьмы общего режима на севере штата, где ему предстояло провести еще полтора года. В первый раз он почти все время проплакал. Во второй мы уже поговорили по-человечески, и он проглотил мою историю так же легко, как и все прочие. Я пообещал, что скоро приеду к нему на свидание.
Джессику я почти не видел. Она очень редко выходила из комнаты, и то только затем, чтобы тут же сесть в арендованную машину и уехать. Куда она ездит, я понятия не имел, да и никто другой, кажется, тоже. Что еще более странно – никого это, кажется, не интересовало.
Однажды утром, когда все разъехались, Лекс спустилась в подвал и принесла альбомы с семейными фотографиями и несколько дисков с домашними видео.
– Не хочу на тебя давить, – сказала она, – но вот подумала – может, это поможет тебе кое-что вспомнить. Хочешь посмотреть?
Я кивнул. Симуляцией амнезии можно усыпить подозрения только на время. Пора начинать изучать такие вещи, если я хочу заставить всех поверить, что я Дэниел Тейт.
Лекс переворачивала страницы, называла всех по именам и рассказывала, что за события происходят на фотографиях. Иногда поднимала глаза на меня и спрашивала: «Ну как, что-то вспоминается?» Я отвечал уклончиво, и она не настаивала. Этого мне и надо было. Чем больше имен кузин и кузенов я заучу наизусть, чем больше вечеринок в честь дней рождений просмотрю на DVD с подписанными наклейками, тем легче пойдет превращение в Дэниела Тейта. На обед Лекс сделала мне хрустящий сэндвич с арахисовым маслом и повидлом, и я с довольным видом его уплел, хотя к арахисовому маслу был равнодушен. Дэнни его любил, а значит, теперь и я буду. Чтобы хорошо врать, нужно самому в какой-то мере поверить в свою ложь. С каждым новым кусочком его прошлого, с каждым днем, прожитым в его доме, в его семье, я все больше чувствовал, как Дэнни прорастает во мне. Он был паразитом, а я – всего лишь питательной средой. В конце концов он пожрет меня, и от меня останется только кожа, в которой будет жить он.
Это было то, чего я всегда хотел. Похоронить наконец никому не нужного мальчишку из Саскачевана и стать кем-нибудь другим. Кем-нибудь получше.
Но это был длительный процесс, а дни в этом доме тянулись медленно. Я не привык к тому, чтобы кто-то следил за каждым моим шагом, не привык взвешивать каждое слово и все время помнить об осторожности. Когда я жил в приютах, там достаточно было держать язык за зубами, и никто на тебя не обратит внимания. А тут – совсем другое дело. Лекс весь день не отходила от меня, Миа тут же прилипала ко мне, придя из школы, а при Николасе я все время боялся совершить хоть малейший промах: он держался со мной отчужденно, а то и откровенно подозрительно.
– Адам Шерман прислал мне сообщение в фейсбуке, спрашивает про тебя, – сказал он однажды за обедом. – Могу дать тебе его имейл, если хочешь.
Я моргнул.
– Может, Эндрю? – Эндрю Шерман, как я узнал от Патрика и Лекс, был лучшим другом Дэнни. Он уехал отсюда несколько лет назад.
– Ах да, точно, – рассеянно пробормотал Николас. – Так дать тебе его имейл?
Может быть, он просто оговорился, но это вряд ли. Во всяком случае, если это была проверка, то я ее прошел.
Наедине с собой я оставался только в постели, и ложился все раньше, чтобы хоть ненадолго скрыться от всех глаз. Это было совсем не по мне. Я привык быть невидимкой, хотя только сейчас по-настоящему понял, какую свободу это дает.
На двенадцатый день в доме Тейтов я наконец сорвался. Лекс все утро ходила за мной из комнаты в комнату, не отпуская от себя больше чем на пять шагов, и каждые десять минут спрашивала, не принести ли мне чего-нибудь. Николас тут же поднимал на меня глаза от своего компьютера, стоило мне только шевельнуться или вздохнуть. Последней каплей стала Миа. Обычно я довольно легко мирился с ее присутствием: она-то меня хотя бы совершенно точно не подозревала. Но у нее вошло в привычку тут же подсаживаться ко мне, куда бы я ни сел, и обхватывать меня липкими горячими ладошками, как будто она хотела сквозь кожу вобрать в себя все те минуты, которые раньше не могла провести с Дэнни. От этого я начинал задыхаться. Стены словно надвигались на меня со всех сторон, большие светлые комнаты делались все меньше и темнее, и я оказывался заперт в маленькой комнатушке, в кладовке, в гробу.
Я высвободился из ее сплетенных рук и встал – хотел пойти в туалет и перевести дух. Но ноги сами собой понесли меня дальше, за дверь, по подъездной дорожке и, наконец, на улицу. Я шагал и шагал в каком-то исступлении, пот струился по лбу и щипал глаза. Мускулы так и стонали от подъемов с холма на холм, но хоть дышать стало можно. Стены, что давили на меня, рухнули. Никто на меня не смотрел. Никто ничего от меня не ждал.
Охранник у ворот спросил, не я ли буду Дэниел Тейт. Сказал, что моя сестра звонила и просила проследить за мной. Я сказал «нет» и пошел дальше.
Я довольно быстро заметил, что в Калифорнии пешком не ходят. Мне хотелось исчезнуть, но куда там – все так и таращились на меня из машин.
«Почему он идет пешком?»
«Что с ним такое?»
«Не может быть, как это так – человек идет пешком? В ЖИЗНИ ТАКОГО НЕ ВИДЕЛ!»
Нужно было убраться куда-нибудь с улицы.
Я перешел оживленную дорогу и оказался в каком-то молле на открытом воздухе. В дальнем конце заметил кинотеатр. Отлично. Вот где можно посидеть пару часов в темноте, и никто на тебя смотреть не будет. Один взмах моей новенькой волшебной пластиковой карты – и я купил билет на ближайший сеанс, в надежде, что на экране будет что-нибудь тупое и шумное, чтобы хоть ненадолго заглушить голоса в голове.
Я встал в очередь за кока-колой и тут увидел ее. Сначала это была только вуаль черных волос через два человека от меня, но тут она обернулась, я увидел ее в профиль и узнал – та самая девушка из «Старбакса».
Не знаю, почему я вдруг почувствовал себя таким беззащитным. Как будто она могла тоже узнать меня и испортить мне все дело, хотя это смешно. Нормальные люди не узнают тех, кого видели пять секунд в кафе две недели назад, да если и узнает, что такого? Не было никакой причины нервничать из-за нее.