– Ты что, Валентин, – зашипел Жека, когда они вышли из галереи, – Крачкин же в отпуске. И когда это было, чтобы сразу к следователю идти? Он сам пока дело оформит, пока всех свидетелей допросит…
– Знаю, – отмахнулся Мехреньгин, – главное – ее сейчас из галереи убрать.
– Сегодня Толька Долдонов дежурит, он ее хоть час на входе продержит, только предупредить нужно, – надо отдать Жеке должное, он многое схватывал на лету.
Отойдя на несколько метров от входа, Мехреньгин утянул своего приметного двухметрового напарника в небольшое кафе. Капитаны уселись перед окном и заказали по чашке кофе с миндальным коржиком, больше есть было нечего. Жека мигом умял свою и чужую порцию и отправился выпрашивать еще что-то у девушки за стойкой, как будто и не обедал час назад.
У Мехреньгина аппетита не было, он боялся пропустить объект. Вот наконец открылась дверь галереи и выпустила Татьяну Дмитриевну Белкину. Она посмотрела на часы и скорым шагом деловой женщины пошла в сторону Гороховой к отделению полиции.
– Пора, Жека! – крикнул Мехреньгин.
– Да погоди ты! – отмахнулся напарник.
«Может, так и лучше», – подумал Мехреньгин и пошел один.
Дверь он открыл тихонько, чтобы колокольчик не звякнул. В галерее было тихо, только откуда-то издалека слышался мелодичный звон.
Мехреньгин пошел на эти звуки и увидел девушку, которая заметала осколки стеклянной вазы, разбитой утром. Теперь ее никак нельзя было назвать небесным созданием. Золотистые волосы растрепались и висели некрасивыми прядями, голубые глаза были наполнены слезами. Девушка кусала губы и всхлипывала, стараясь слезы удержать, но получалось это плохо.
– Лиза! – тихонько позвал Мехреньгин, чтобы не испугать, а то еще порежется.
– Кто тут? – Она бросила веник и совок, осколки тут же разлетелись по полу.
– Это снова я, капитан Мехреньгин, это река такая на Севере – Мехреньга, – капитан осторожно ступал по полу. Битое стекло хрустело под ногами.
Лиза внезапно закрыла лицо руками и зарыдала в голос.
– Ну-ну, – капитан аккуратно повел ее прочь от опасного места, – ну-ну, что уж теперь плакать, слезами горю не поможешь… – Он ловко подсунул Лизе довольно чистый носовой платок.
– Понимаете, – Лиза вытерла лицо и посмотрела на Мехреньгина чистыми голубыми глазами, – понимаете… он такой хороший… был… такой талантливый… – аккуратный носик сморщился, и пухлые губки задрожали.
– Ну-ну… давно вы знакомы с… Германом Михайловским?
– Почти четыре месяца, как сюда на работу устроилась. Он пришел, принес свою композицию, мы разговорились, потом он снова пришел, потом пригласил меня кофе выпить…
– Ну, ясно. Значит, у вас был роман. А хозяйка об этом знала?
– Нет, у них хорошие отношения были, только Герман сказал, чтобы она ничего не знала, потому что тогда увольняться мне нужно, а работу сейчас трудно найти. А потом он говорит – подожди, может, вообще работать не придется.
– Замуж вас звал?
– Не то чтобы сразу… какие-то у него были дела, вот, говорил, разберусь – и все тебе скажу. И все у нас будет хорошо. А теперь…
– Значит, про ваши отношения Белкина не знала?
– Нет, она сегодня только говорила, что уволит меня, неумеху такую, и за вазу вычтет…
– Знаете что, Лиза, идите-ка вы домой. Закройте галерею, да и идите. Что вы тут мучаетесь.
Они вместе заперли дверь и включили сигнализацию. Лиза слабо улыбнулась Мехреньгину на прощание и пошла к остановке маршрутки. Носовой платок она не вернула.
По дороге в родное отделение капитан Мехреньгин позвонил знакомому из экономического отдела и задал ему несколько вопросов, получив на них конкретные ответы. Мехреньгин покачал головой. Все равно чего-то не хватало, пока картинка не складывалась.
Тут его телефон негодующе зазвонил. Обозначился номер Сырникова.
– Ну что, – спросил его Мехреньгин, – разрулил все в школе?
– Разрулил, разрулил! Вообще, не обо мне речь. Ты, Мехреньгин, вообще, где пропадаешь?
– Работаю, между прочим.
– Бросай все, срочно возвращайся в отделение, если неприятностей не хочешь!
– А в чем дело-то?
– Ты что, забыл, какой сегодня день?
– Да нет, помню…
– Так вот, полковник приехал, сейчас поздравлять его будем. Сам знаешь – присутствие обязательно!
Мехреньгин тяжело вздохнул и ускорил шаг.
В отделении царила праздничная суета и оживление. Даже Костя Сушкин из техотдела, знаменитый своей вечно растрепанной шевелюрой, умудрился как-то уложить свои непослушные волосы. Сотрудники женского пола, аккуратно причесанные и нарядные, сновали взад и вперед, о чем-то перешептываясь, по дороге замирая перед большим зеркалом, чтобы навести последний лоск на свою внешность.
Возле вахты к Мехреньгину подскочила раздраженная Белкина.
– Что это такое! – проговорила она возмущенно. – Вы мне сказали, что меня вызывает следователь Крачкин, я уже сорок минут пытаюсь выяснить, где он, а мне никто ничего толком не говорит! Отсылают один к другому, один к другому! Что у вас за порядки!
– Подождите еще немножко, – попытался отделаться от нее Мехреньгин.
– Что значит – немножко? Я и так уже полдня потеряла! – И Татьяна Дмитриевна пошла следом за Мехреньгиным, теребя его за рукав.
– Все в конференц-зал! – торопил зам по кадрам Фарфоров.
Мехреньгин добрался до конференц-зала в последних рядах. За ним плелась возмущенная Белкина.
В зале уже собралась половина личного состава, свободная от дежурств, на сцене стоял непривычно тихий полковник Лось, его заместитель майор Копченов заканчивал поздравительную речь.
– …И мы продолжим бороться с преступностью под вашим заботливым руководством, неуклонно повышая раскрываемость! – произнес он торжественно. – А сейчас позвольте вручить вам подарок от личного состава отделения…
На сцену вскарабкался Жека. Физиономия его была красной от волнения и от физического напряжения – он нес на вытянутых руках глобус из галереи «Грифон».
Мехреньгин услышал рядом сдавленный вздох. Обернувшись, он увидел Белкину. Лицо ее было непривычно бледным, взгляд прикован к глобусу. Капитан мысленно сделал стойку, как охотничья собака при виде свежего следа.
Взобравшись на сцену, Жека споткнулся и уронил подарок. Ударившись об пол, глобус развалился на две части – земной шар с изображениями стран, морей и континентов покатился по сцене, бронзовая подставка отлетела к ногам юбиляра.
Зал ахнул. Жека, еще сильнее покраснев, наклонился, подхватил подставку…
И тут ахнул уже Мехреньгин.
В руках Жеки была подставка, к которой крепилась бронзовая дуга, в которой прежде удобно размещался сам глобус. И форма этой дуги была Мехреньгину очень хорошо знакома…
Капитан бросился к сцене, вытаскивая из кармана сложенный лист бумаги.
– Стой! – крикнул он Жеке. – Отпечатки не сотри!
– Какие отпечатки? – удивленно переспросил напарник. – Ты вообще о чем?
– Это – орудие убийства! – воскликнул Мехреньгин, карабкаясь на сцену. – Этим предметом был убит скульптор Михайловский!
Он поднял листок, на котором эксперт Ленский нарисовал предполагаемое орудие убийства, и приложил его к бронзовой дуге. Изображение совпало.
– Один в один! – возвестил Мехреньгин. – Я сначала думал, что это – подкова, даже к Медному всаднику примерил, а это – не подкова, это – вот что! Это подставка от глобуса! И на ней наверняка сохранились отпечатки убийцы!
Зал замер.
В этой тишине удивительно громко прозвучал голос Татьяны Белкиной:
– Ничего там не сохранилось! Я ее протерла!
– Вот как? И внутреннюю сторону протерли? – Мехреньгин пристально смотрел на хозяйку галереи. Губы Татьяны Дмитриевны тряслись, лицо еще сильнее побелело. В зале вокруг нее образовалось пустое пространство, все отшатнулись от нее, как от зачумленной.
– Это ничего не доказывает! – вскрикнула она звенящим голосом. – Мои отпечатки там повсюду, это же моя галерея…