Настроение у меня мгновенно поднялось до самой высокой отметки. Я торжественно объявил:
– Едем вдоль берега Байкала.
Все прильнули лицами к окну, пытаясь разглядеть детали лунного ландшафта. Насколько хватало глаз, раскинулось чистое широкое озеро, залитое серебряным лунным светом. С высоты горы, откуда, виляя из стороны в сторону, спускался по извивающемуся железнодорожному полотну наш поезд, озеро казалось просвеченным лунными лучами до самого дна, настолько его воды были чистыми.
– А я вижу дно озеро! – поддавшись этой иллюзии, воскликнул Леветатор.
Все дружно рассмеялись.
– Этого не может быть, – сказал токсикоман.
– Почему? – удивился человек-птица.
– Потому что в десятке метров от берега уже километр глубины, – сказала девушка и рассмеялась, как серебряный колокольчик.
Почти все, кроме меня, впервые за весь вечер услышали звуки её голоса.
Её чистый голос, походивший на звучание хрусталя, влился в наше купе, как свежий плеск горного родника. Мы все заворожено слушали. Никто её не перебивал. Все боялись, что она замолчит. Но она продолжала говорить мягко и нежно, как в счастливые минуты нам вещает сама мать-природа.
– Это самое глубокое и чистое озеро в мире. В нем – четвертая часть всех мировых запасов пресной воды. В Байкал впадает триста шестьдесят шесть рек и только одна Ангара вытекает из него в его юго-западной части. Если бы даже ни одна река не приносила свои воды, то Ангаре потребовалось бы четыреста лет, чтобы вылить из него всю воду. Вот сколько в нём воды.
– Но за десять минут я могу понизить его уровень на пятнадцать метров, – заявил гордо скрипучим голосом химико-биологический карлик, – к тому же изменить атмосферу на всей планете.
Он вновь вынул из кармана пробирку и потряс загадочными кристаллами в воздухе. Мимо нас на большой скорости прогромыхал на запад поезд, гружённый брёвнами, загородив панораму спящего в лунных лучах озера.
– Да спрячьте вы эту чёртову пробирку, – подал голос нищий. – А то я её выкину в окно.
– Что вы? Что вы? – вскричал испуганно Леветатор. – Не дай Бог, если она разобьется. Наступит непоправимая катастрофа на земле. Всё живое, вдыхающее в лёгкие воздух, погибнет. Эту пробирку нужно беречь, как зеницу ока, охранять тщательнее атомных отходов.
Видимо, по-настоящему в теорию всемирной катастрофы верил среди нас только Леветатор. Токсикоман усмехнулся и с довольным видом сунул пробирку в карман.
– А что произойдет, если кристаллы попадут в воду? – спросил Леветатор.
– Думаю, что ничего не произойдет. Для реакции требуется огонь.
Леветатор тут же сделал заявление, обращаясь ко всем:
– Господа, давайте отберём у него пробирку и выбросим в Байкал.
– Да полно вам, неужели вы верите в эту чушь, – сказал мой сосед.
– Я вот сейчас подсчитал как математик, что если неожиданно Байкал враз обмелеет на пятнадцать метров, то Ангара перестанет из него вытекать. Потребуется не менее сорока-пятидесяти лет, чтобы он вновь наполнился до настоящего уровня.
Мне показалось, что эти слова были специально сказаны для девушки. Но она молчала, не принимая больше участия в нашем разговоре, и продолжала смотреть в окно. Встречный поезд прошёл, и вновь открылась лунная панорама Байкала.
По всему было видно, что токсикомана задели слова Леветатора. Он насупился и ворчливым тоном заметил:
– Стараешься, стараешься на благо всего человечества, и никто спасибо не скажет. Кристаллы хотят отнять, что выдумали.
Он крепко прижимал ладонью нагрудный карман. Никто не проявил никакой реакции.
– Да если хотите знать, я решил спасти вас всех, – не унимался он.
– Лишив нас атмосферы? – с сарказмом спросил его математик.
– Но это всего на десять минут.
– Но за десять минут всё живое может задохнуться.
– Для этого нужно на всех надеть кислородные маски.
– Представляю, – воскликнул восхищенно математик, – как пять миллиардов людей одновременно натягивают на свои лица кислородные маски! Великолепное зрелище. Где же вы, любезный, раздобудете такое количество масок?
– А как в это время будут дышать животные? – поинтересовался нищий.
– А птицы? Вы о них забыли? – воскликнул возбужденный Леветатор.
Учёный-токсикоман озабоченно потер затылок. По-видимому, он не до конца продумал схему обновления мира. В это время опять запахло квашеной капустой – смесью сероводорода с метил-меркаптаном. Поезд проезжал мимо целлюлозно-бумажного комбината в Байкальске. Над Байкалом при лунном свете из труб в небо выползали ядовитые змейки отравляющих паров. Картина потрясала своей убогой наготой. Однако, химик-биолог при виде труб оживился.
– А знаете, в Байкальске есть единственный в мире институт токсикологии?
– Созданный специально для вас? – с сарказмом спросил его Леветатор.
– Нет. Созданный специально для изыскательских работ по методам отравления этого уникального в мире озера, – ответил вместо химика мой сосед-математик. – Ну, что же, в нашей стране этим никого не удивишь.
Глядя на чадящие трубы, буддист-европеец мрачно заметил:
– Неужели смысл человеческой жизни состоит в том, чтобы изгадить этот мир и всё, что его окружает?
– Именно так, почтеннейший, – усмехнулся математик.
– В любом деле, в любой разумной деятельности должны наличествовать, по крайней мере, две слагаемые величины. Это – цель и временно-пространственные границы. Рано или поздно все действия заканчиваются приведением к общему знаменателю. Чем больше человек вгрызается в природу, тем больше он её разрушает.
– А Бог смотрит на всё это откуда-нибудь сверху и качает головой, – вставил свою реплику нищий.
– Хотелось хотя бы разок увидеть вашего Бога, – язвительно заметил буддист.
– А я его видел, – вдруг заявил нищий. Все обратили на него свои взоры.
– Да, да. Мы с ним жили даже под одной крышей, – торжественно возгласил он. – Это случилось, когда Иисус Христос вступил в наш город.
Мне почему-то вспомнилась картина одного фламандского художника "Вступление Иисуса Христа в Брюссель", и я невольно улыбнулся.
– Как же это произошло? – спросил легковерный Леветатор.
– Его привезли в Иркутск в милицейском фургоне, – объявил нищий.
Все рассмеялись.
– Арестовали как самозванца?
– Нет. Задержали как умалишенного.
– И что же дальше? Поверили жители вашего достославного города во второе пришествие Иисуса Христа? – иронически спросил буддист.
– Нет, – вздохнув, произнес нищий. – Вначале его признал даже настоятель Крестовоздвиженской церкви достопочтенный отец Николай, но и он потом отрёкся от него.
– Я что-то об этом ничего не слышал, – серьёзно заметил математик.
– Ну, что вы? Тогда о нём ходило много слухов по городу. А сколько людей он излечил! Да что и говорить, народ у нас неблагодарный.
– Так, значит, вы единственный его свидетель и, можно сказать, апостол, если жили с ним под одной крышей?
Нищий апостол не без гордости кивнул головой и заявил:
– Вот странствую с тех пор, свидетельствуя о его чудесах, несу, так сказать, свой крест.
– Но Иисус был только сыном божьим, – заметил буддист.
– Он и есть Бог-сын.
– А кто же тогда Бог-отец? – не унимался буддист.
– Только избранным дано видеть лик Бога-отца. Был со мной такой случай, когда открылось небо и я увидел его божественный лик. Тогда и ещё обладал даром ясновидения.
– Куда же делся ваш дар? – продолжал с иронией задавать вопросы неугомонный буддист.
– Пропал после того, как на одной свадьбе бутылка прилетела мне в голову.
Все опять дружно рассмеялись, но нищий нисколько не обиделся, вероятно, он уже привык к всеобщему неверию.
– Вот так оно и бывает, – грустно произнес он. – Посетит нас Сын Божий, и никто его не; приметит.
Ему ничего не ответили, только старик сочувственно посмотрел на него своим ласковым небесным взглядом. Некоторое время все молчали.