Кабалкин Аркадий Юрьевич - Последний секрет стр 16.

Шрифт
Фон

Лукулл. Мой Лукулл.

Дочери кинулись обнимать и целовать отца.

Как я рад вас видеть! Мои дорогие. Мои обожаемые малышки.

– Как ты себя чувствуешь, папа?

Я не могу говорить. Прочтите ответ в моем глазу. Я вас люблю. Я рад, что выбрал жизнь, потому что мне дарован этот миг, счастье видеть вас.

– Папа, папа, ответь!

– Врач предупредил, что он не может разговаривать, – напомнила дочерям Изабелль, целуя мужа в щеку. – Не волнуйся, дорогой, мы здесь. Мы тебя не бросим.

Я знал, что могу на вас рассчитывать. Никогда в этом не сомневался.

Бертран Мулино и другие коллеги с работы показали принесенные подарки и гостинцы: цветы, шоколад, апельсины, книги. Никто толком не понял, что на самом деле означает этот «синдром внутреннего замыкания». Они воображали, что это травма, после которой наступит выздоровление, как бывает обычно.

Жан-Луи Мартен старался повыразительнее смотреть зрячим глазом. Ему очень хотелось их ободрить, передать радость от встречи с ними.

Лицо у меня, наверное, как посмертная маска… Попав сюда, я ни разу не смотрел в зеркало. Подозреваю, я бледный, синюшный, осунувшийся. Урод, чего там. Улыбнуться, и то не могу.

Изабелль перепутала его уши и зашептала в то, которое не слышало:

– Я так рада, что ты… – поколебавшись, она договорила: – …что ты живой.

Доктор Финчер предупредил вас, что я слышу левым ухом, но оно левое для меня, а для вас правое…

На счастье, рабочее ухо стало гораздо более чутким, и, даже когда шептали в другое, он улавливал звуки.

Бертран зачастил в то же самое ухо:

– Все мы ужасно рады, что ты выпутался, в банке ожидают твоего возвращения. Лично я жду не дождусь новой партии в шахматы, так что скорее выздоравливай. Отдохни хорошенько, не ловчи, не пытайся выписаться раньше времени.

Ничего не выйдет, как ни старайся.

Бертран, не уверенный, что понят, изобразил жестом ход шахматной фигурой и дружески похлопал друга по плечу.

Жан-Луи Мартен немного успокоился. Его заботило одно – чтобы его не забыли.

Друзья, выходит, я для вас еще существую. Для меня крайне важно это знать.

– Знаю, ты поправишься, – произнесла Изабелль для его мертвого уха.

– Да, папа, поскорее возвращайся домой, – хором попросили три дочери над тем же самым ухом.

– Думаю, ты попал к лучшим неврологам Европы, – сказал Бертран. – Тот, который нас впустил, – в очках, с высоким лбом, – видать, специалист что надо.

Доктор Финчер уже вернулся и дал понять посетителям, что больному вредно переутомляться и что на сегодня довольно. Он предложил им вернуться на следующий день и пообещал, что водное такси заберет их в 11 часов.

Нет, пусть побудут еще. Мне необходимо их присутствие.

– В общем, скорее поправляйся, – сказал на прощанье Бертран.

Финчер подмигнул больному, глядя в его зрячий глаз.

– У вас хорошая семья. Браво, месье Мартен.

«Запертый человек» медленно опустил веко в знак согласия и благодарности.

– Ваше ухо и ваш глаз – это плацдармы, с которых я начну завоевывать всю вашу нервную территорию. Это возможно.

В тоне доктора Финчера звучала небывалая уверенность.

– Все зависит от вас. Вы – исследователь. Вы распахиваете неведомые земли – собственный мозг. Это Эльдорадо третьего тысячелетия. После завоевания космического пространства человеку остается взяться за свой мозг, самую сложную структуру во всей вселенной. Мы, ученые, наблюдаем его снаружи, а вы займетесь экспериментами изнутри.

Жан-Луи Мартену очень хотелось в это верить. Хотелось быть исследователем, находящимся на острие людского познания. Хотелось стать героем современности.

– Вы можете добиться успеха при наличии мотивации. Мотивация – ключ ко всем поступкам. Я постоянно проверяю это на пациентах, а также на лабораторных мышах, поэтому могу вас заверить: захотеть – значит суметь.

25

Капитан Умберто снимает чехол с инфракрасного передатчика с крылышками-антеннами, и «Харон» входит в узкий канал, ведущий к пристани, примостившейся под крепостью, у основания скалы. Там они причаливают к деревянному настилу.

– Буду ждать вас здесь.

На прощанье он берет руку Лукреции, гладит ее и целует, а потом кладет на ладонь какой-то легкий предмет.

Оказывается, это сигаретная пачка.

– Я бросила курить, – говорит она.

– Берите, это будет ваш волшебный ключик.

Лукреция пожимает плечами и прячет пачку. Она с облегчением ступает на твердую землю. Ее вестибулярный аппарат еще не отошел от штормового шока, в ногах дрожь.

Исидор помогает ей выпрямиться.

– Дышите глубже.

Умберто открывает тяжелую железную дверь и пропускает их внутрь здания, потом с лязгом задвигает наружный засов. Им трудно совладать с внутренней дрожью: психиатрическая больница вызывает у обоих страх.

«Я не сумасшедшая», – думает Лукреция.

«Я не сумасшедший», – думает Исидор.

Два поворота дверного запора. «Вдруг придется доказывать, что я не безумец?» – в страхе думает Исидор.

Журналисты поднимают глаза. В скалу вделаны и закреплены раствором грубые камни-ступеньки. Она начинают карабкаться вверх.

Подъем дается нелегко.

Наверху им преграждает путь дородный человек с узкой короткой бородкой, в грубом шерстяном свитере, похожий на школьного учителя.

– Что вам здесь надо? – спрашивает он, подбоченившись.

– Мы журналисты, – объясняет Лукреция.

Поколебавшись, человек отвечает:

– Я доктор Робер.

Он ведет их к крутой лестнице, по которой они поднимаются на открытую площадку.

– Я могу устроить вам небольшую экскурсию, только прошу соблюдать осторожность и тишину и не мешать больным.

Вот они и в сердце больницы, на лужайке, среди гуляющих и беседующих людей в городской одежде. До них доносятся обрывки разговора:

– Я – параноик? Нет, так не пойдет, обо мне распускают лживые слухи…

Некоторые читают газеты или играют в шахматы. На площадке играют в футбол, раздается стук волана о бадминтонные ракетки.

– Знаю, с непривычки все это может показаться странным. Финчер запретил больным разгуливать в пижамах, санитарам и врачам пришлось снять синие халаты. Так он засыпал ров между персоналом и пациентами.

– Разве это не напрягает? – удивляется Исидор.

– Сначала у меня самого была путаница в голове. Что ж, это обостряет внимание. Доктор Финчер перевелся к нам из парижской клиники «Отель-Дье». Он работал с доктором Анри Гривуа, внедрившим во Франции методы канадской психиатрии.

Доктор Робер ведет их к корпусу с надписью «Сальвадор Дали» над дверью.

Стены внутри не побелены, как принято в больницах, а расписаны от пола до потолка красочными фресками.

– Финчер пытался внушить каждому больному, что изъян можно преобразовать в достоинство. Он хотел, чтобы они, смирившись со своей мнимой слабостью, превратили ее в плюс для себя. Все помещения здесь – дань памяти художника, добившегося успеха именно своей непохожестью на всех остальных.

Палата «Сальвадор Дали» встречает их не произведениями на мотивы художника, а тщательными репродукциями самых известных его полотен.

Доктор Робер ведет журналистов в другой корпус.

– Это для параноиков: Мориц Корнелис Эшер.

Стены расписаны невероятными геометрическими фигурами.

– Прямо музей, а не больница. Потрясающая настенная живопись. Кто все это нарисовал?

– Чтобы добиться такого соответствия оригиналу, мы пригласили маньяка из корпуса «Ван Гог». Уверяю вас, вы не найдете никаких расхождений. Совсем как Ван Гог, искавший совершенный желтый цвет и нарисовавший тысячи подсолнухов с разными оттенками желтизны, чтобы достигнуть желаемого эффекта, здешние больные способны долго искать правильный цвет. Они упертые перфекционисты.

Экскурсия продолжается.

– Это для шизофреников: фламандский живописец Иероним Босх. Шизофреники очень чуткие. Они улавливают все волны, все вибрации, это доставляет им страдания, и это же делает их гениальными.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Скачать книгу

Если нет возможности читать онлайн, скачайте книгу файлом для электронной книжки и читайте офлайн.

fb2.zip txt txt.zip rtf.zip a4.pdf a6.pdf mobi.prc epub ios.epub fb3