– Ты можешь меня так не называть? – напрягся тот.
– Ой, да ладно тебе. Я ж любя.
– Мне неприятно.
– Да я тебе отмываться помогал, ты чего? В том же дерьме, что и ты, был. Есть братья по крови, а мы с тобой…
– Бараш! – оборвал его Аркадий и указал на золотоволосого мужчину, выходящего из зеленого коридора аэропорта.
Дорогин тут же заткнулся и проследил за жестом.
– Это не он, – хохотнул Вовчик. Он постоянно скалился или ржал, и это начинало раздражать. Вспомнилась русская пословица: «Смех без причины – признак дурачины!» – Бараш изменился не меньше тебя. А то и больше. Мне сейчас даже интересно, узнаешь ли ты его.
– Я постараюсь.
– Хотя о чем я? Он, как и ты, с футляром будет. Но не скрипичным, гитарным. А коль ты знаешь, что он басист, сразу поймешь.
– Вы по классу гитары учились?
– Он – да. Я на ударных. Там конкурс был ниже, я легко прошел.
– Не помню, чтоб ты играл на барабанах.
– За пару недель освоил. Ты же знаешь, я легко обучаюсь.
Но работаешь аниматором? Как так?
– Слушай, – продолжил Вовчик, – а разве не здорово, что все мы, птенцы Валюшки, посвятили свою жизнь искусству? Никто из нас не выбрал «нормальную» профессию, все остались в творчестве. Ты, я, Бараш, Колька… Его помнишь? Конопатый такой. Мы с ним вместе тамадим.
Аркадий ушам своим не поверил. Его, музыканта, вошедшего в мировой топ‐10 самых знаковых классических исполнителей последнего десятилетия, поставили в один ряд с украинским рокером и двумя аниматорами. А еще десять минут назад сравнивали с Гарри Поттером…
Хотелось напомнить, что он выступает перед элитой, а они… Бараш перед подростками с дурными музыкальными вкусами, а Вовка и Коля, которого он, естественно, помнил, перед накачанной алкоголем толпой и детьми неразумными. Как их можно под одну гребенку причесать? Все равно что гепарда поставить в один ряд с помойным Барсиком только потому, что оба они из семейства кошачьих.
Но Аркадий удержал эти мысли при себе. Тем более когда волна возмущения спала, они переключились на Валюшу. Ту самую, чьими птенцами Вовчик назвал всех их…
Валентина Григорьевна Катаева. Превосходная скрипачка и педагог от бога. Этой женщине Аркаша был обязан всем! Если бы не она, он забросил бы не только скрипку, но и музыку в целом. Он был из семьи ветеринаров. Все ждали, что он продолжит династию. Но Аркаша грезил о сцене. Поэтому в пять лет упросил мать записать его в музыкальную школу. Два года он занимался наравне со всеми. Особыми талантами не блистал. Педагог отмечал лишь его старательность, но давал понять родителям, что толку из их сына не выйдет. Научится пиликать, и только. Ни о какой сцене пусть не мечтает. На одном хорошем слухе и усидчивости далеко не уедешь. Талант нужен. А его нет. Так думали все… Кроме Валентины Григорьевны Катаевой. Она рассмотрела в Аркаше настоящего музыканта и стала его вдохновлять. А еще заниматься с ним вне школы. Да, за деньги, но она брала не всех, а только тех, в ком видела потенциал. Валюша раскрыла Аркадия, и уже в девять он впервые отправился на международный конкурс в Братиславу.
– Рок-н-ролл жив! – услышал Яворский дикий крик и встряхнулся. Кто это глотку дерет? Неужели?..
Да, глотку драл Бараш. Пока Аркаша ностальгировал по тем временам, когда его таланты раскрывала дивная женщина по имени Валентина, Илья вышел из-за дверей, разделяющих зеленый коридор с залом прилета, и, увидев Вовчика, сделал козу, высунул язык и заблажил: «Рок-н-ролл жив!»
Аркаша поморщился. Что за манеры? Не подросток сопливый – дядя взрослый, разменявший четвертый десяток, пора бы уже научиться вести себя.
– Что это за кислая мина? – возопил Бараш. Естественно, речь шла о мине Аркаши. – Кто это морщит нос?
– Отгадай, – в тон ему дурашливо ответил Вовчик. И оба они напомнили Аркаше обкуренных героев фильма их детства «Очень страшное кино». «Чувааак!» – гримасничая, орал в трубку чернокожий Мелкий, разговаривая с маньяком в маске, и к нему присоединялись остальные ребята, пока слово «чувааак!» не слилось в один нестройный хор. Яворского всегда передергивало, когда он видел эту сцену.
– Неужели это Люк Скайуокер? – воскликнул Бараш. Он перепрыгнул через ограждение, хотя на то, чтобы обойти его, ушло бы секунд десять. – Только у него вместо светового меча смычок…
– Сразу понятно, что вы дружите, – пробормотал Аркаша. – Мыслите идентично.
– О чем он? – спросил у Вовчика Бараш.
– Забей, – отмахнулся тот. И заключил товарища в объятия.
Аркадий сделал шаг назад, чтобы его не сгребли в кучу. Со стороны он смотрел на друзей. Больше, конечно, на Бараша…
Вовчик не обманул, тот изменился. Да так, что даже гитара не помогла бы Аркадию его узнать. А все из-за руна… которого не было. Череп Бараша был абсолютно лысым. В нем отражался свет ламп и как будто даже бликовала сверкающая на табло реклама. Без золотых кудряшек Бараш оказался заурядным мужичком с невнятными чертами лица. Среднестатистическим. Но чтобы не слиться с толпой, Илья отрастил себе мерзкую бороденку под нижней губой. Не помпон, не косица, не полоска – квадратик. У Гитлера были такие усы, а у Бараша бороденка.
– Как долетел? – поинтересовался Вовчик.
– С приключениями, как всегда. А ты какими судьбами тут? – обратился к Аркаше Илья. – Если скажешь, что явился, чтобы меня встретить, не поверю.
– И правильно. Я прилетел из Цюриха за полчаса до тебя. С Вовчиком случайно встретились.
– Он меня не узнал, прикинь? – вставил тот.
– Да ты же совсем не изменился, как так?
– Сам в шоке. – Вовчик взял друзей под руки. – Угадайте, куда я вас сейчас повезу?
– Ты же обещал в город, – приостановился Аркадий. – У меня номер забронирован в «Рэдиссон».
– Успеешь в свой отель. Сначала в гости поедем.
– К твоей маме?
– Да что ты заладил… Она в Ереван уехала, уже шесть лет как. Сразу после развода с отцом… – Матушка Вовчика была наполовину армянкой, ее дед занимал высокий пост в правительстве АССР, и его огромный дом стал той крепостью, за стенами которой потомки ныне покойного партийца находили убежище от невзгод.
– Так к кому мы в гости? – не сдержал любопытства Бараш. – Я за любой кипиш, но надо знать, что с собой прихватить.
– Цветы как минимум.
– Мы к бабам?
– Не. К женщинам. Точнее, к одной, но там и другая будет.
– Хватит говорить загадками! – возмутился Бараш.
Аркадий поддакнул.
– Неужто вы не помните, какой сегодня день?
Яворский стал перебирать в уме памятные даты, но в его воображаемом календаре девятнадцатое октября не было отмечено красным.
– Вот от тебя, Аркаша, я такого не ожидал, – с укором проговорил Вовчик. – У Валюши сегодня день рождения! Между прочим, юбилей.
– Да ну? – ахнул Бараш. – Я помню, что осенью, но думал, в ноябре… Всегда же снег шел, а на дворе бабье лето.
– Потепление климата. – И уже Аркаше: – Ты что же, не поздравлял ее последние годы? – Тот покачал головой. – Даже звонком или открыткой? Вот ты гад. Сам говорил, что если б не Валюша, ты подался бы в ветеринары и чикал бы котам яички.
– Я очень ей признателен, – сдержанно проговорил Аркадий. – И свою благодарность я выразил одиннадцать лет назад, подарив Валентине Григорьевне очень ценную вещь. На том мы закончили наше общение.
– Почему?
По кочану, хотелось огрызнуться в ответ. Неужели Вовчик думает, что Аркадий перед ним душу вывернет? Ясно же, что между педагогом и учеником произошло НЕЧТО, поставившее точку в их взаимоотношениях.
– Отстань от человека, – встал на защиту Аркадия Бараш, чем удивил. – Лучше скажи, почему ты помнишь о днюхе? Ты и занимался у Валюши всего год.
– Да, но когда вы к ней ходить перестали, я снова начал.
– Из-за Ксюши? – догадался Аркаша.
Так звали дочку Валентины. Она была младше их на три года, но уже в девять лет начала созревать, а в двенадцать выглядела вполне сформировавшейся девушкой.
– Да, она мне очень нравилась. Мы даже встречались какое-то время. Но от меня забеременела другая, и я, как честный человек, на ней женился. А Ксюша, кстати, через несколько лет вышла замуж за конопатого Кольку.