– Вау! Ерохина уже – «умничка»! Быстро! А—а—а!
– А вот Россия сдалась бы, пили б щас пиво немецкое и жили, как в Америке.
– Сомневаюсь. Разве что в виде перегноя, компоста.
– А что такое перегной?
И тэ дэ, и тэ пэ! К звонку я мог смело выжимать рубашку и пиджак. Затем приходили следующие, и повторялась, мало отличающаяся от предыдущей, сценка.
По поводу литературы обращаюсь к директору.
– Да, – подтверждает она, – пособий в школе не хватает. Город не закупает. Но один на троих наскребём, не волнуйтесь.
– А с чем же они домашнее станут выполнять? С одним учебником на троих?
– Это исключительно от вас зависит, Сергей Васильевич. Проявите
изворотливость
– По «Экономике» и «Праву» тоже нет?
– Нет. Откуда?! Ранее они не преподавались.
Мысленно проклинаю тот день, когда я ступил под своды сего дурдома.
– Да, кстати. Вам необходимо до субботы представить программы по вашим предметам на утверждение Марии Гедеоновне.
– Где ж я их возьму? Я был уверен, раз вы меня нагружаете этими дисциплинами, то уж расчасовка—то в наличии.
– Найдите где—нибудь. У друзей поспрашивайте. В конце концов, сами составьте. Но в названный срок положите готовенькое на стол Должниковой.
Не отходя от кассы, звоню Пушарову. Он – завуч, вдруг выручит.
– Нет, – бодро рапортует Сашка, – у нас точно не водится. Позвони на факультет, к Маслову, может, там что—то посоветуют.
– Зашибись!
Вылавливаю Грачёву, как руководителя объединения.
Она пучит глаза, отрицательно качает головой, и отворачивается к зеркалу подправить помаду:
– Выкручивайтесь. Вам зарплату платят.
Выцепляю на бегу двух наших предметников, Бодрову и Маломерову. Но им не до моих проблем. И они ничем помочь не в состоянии.
До трёх ночи сижу, составляю проект. Один, другой. В пятницу отношу Должниковой.
– С чем пожаловали, Сергей Васильевич?
– С планами по «Основам экономических знаний» и «Праву».
– Ну, это не ко мне! Вам к Плашкиной. Учебно—методическим процессом она занимается. Но её пока нет. Будет в понедельник. Вы оставьте бумаги у неё на тумбочке. Хотя, постойте. Дайте, взгляну. О, нет! Неправильно. Поначалу должна идти пояснительная записка, а уж потом остальное. Надо переделать. И оформлено не в соответствии со стандартом.
Переделываю за воскресенье, и несу Плашкиной. Вероника Борисовна берёт, листает.
– Вообще—то, Сергей Васильевич, служебные документы полагается печатать. Я абсолютно не ориентируюсь в вашем почерке. Есть у вас печатная машинка или компьютер? Нет? Тогда подойдите к секретарю, она возьмётся.
Спускаюсь в секретарскую. Объясняю ситуацию. Секретарша считает листы и называет цифру. Мнусь, но соглашаюсь, ибо иного выхода нет.
–
Гони
– Ох, у меня нет с собой такой суммы. Завтра занесу. А когда готово будет?
– Ну, на следующей недельке напомните.
– А пораньше никак?
– Никак. У меня и своих дел навалом.
Из—за двери слышится голос Владлены Семёновны:
– Сергей Васильевич, загляните, пожалуйста, ко мне на минутку.
Заглядываю.
– Вы в пятницу должны были отчитаться по разработкам по «Экономике» и «Праву». Надеюсь, Вы справились?
Обрисовываю картинку.
– Нет, Сергей Васильевич, так не пойдёт. Составляя программы самостоятельно, вы обязаны согласовать их в рабочем порядке с методистом городского Управления. А уж затем представить Плашкиной на подпись. И необходимо в считаные дни провернуть это. Мы совершаем должностное преступление, дозволяя проводить курс без учебной документации, вы же понимаете…
– Что же делать?
– Не знаю. Ускорьтесь. Вы человек с высшим образованием, подумайте.
Начало трудовой деятельности оказалось бодрым.
Разумеется, ни через неделю, ни через две, поурочные таблицы мне не утвердили, и теорию я выдавал по примерному плану. Дети занимались без учебников, на слух, под запись. Хорошо, хоть по «Истории России», по книге на троих всё же выделили.
– Сергей Васильевич, – услыхал я в октябре от Плашкиной, – классные руководители завалили нас жалобами. Почему Вы учащихся оставляете после уроков?
– Да они являются без подготовки, и ни бэ, ни мэ. А тестовые работы? 50% не могут выполнить элементарные, простейшие задания. Вот и приходится…
– Если ученик затрудняется ответить на вопрос, значит, он для него слишком сложен. Нужно упрощать. Пересмотреть подачу материала, обновить форму контроля. Требуется уделять больше времени индивидуальному подходу. Посоветуйтесь с Грачёвой, у неё в закромах профессиональных наработок поройтесь, она не вчера в школу поступила.
Бесспорно, недовольство Марианны Борисовны имели под собой основания. Со второй половины сентября у моего кабинета регулярно стала собираться очередь из тех, кто желал исправить полученные «двойки». Они по одному рассказывали то, за незнание чего и схлопотали плохую оценку.
Постепенно, благодаря чрезмерному рвению и неоправданной принципиальности, я прослыл самодуром, зверем, самодовольным недоговороспособным типом, а у школоты заслужил кликухи «Макся» и «Очкастый». В конце декабря дамочки, взбешённые падением показателей успеваемости, принялись наседать на меня один за другим, убеждая, что подобным образом поступать нельзя. Но уговоры не спасали, и они жаловались Штрафуновой или Должниковой.
По окончании первого моего года, я, вместо того, чтобы, равняясь на передовиков производства, точить лясы с подружками и гонять чаи, весь июнь по четыре часа в день возился с неуспевающими.
Перед уроком. Максимов. (Худ. В. фон Голдберг)
Усилился контроль со стороны завучей. Они несколько раз в неделю высиживали на «Истории», не обнаруживая, однако, в методах ведения ни малейшей крамолы.
Наивно было бы предполагать, будто я гнул свою линию чересчур категорично, бездумно и не шёл на компромиссы. У любого самого последнего лодыря и раздолбая всегда имелся шанс исправить «неуд» на «отлично». Беда в том, что, привыкнув получать удовлетворительные отметки на халяву, многие намеревались привычный трюк обстряпать и со мною. А классные наставники всячески поддерживали таких учеников в их стремлениях. Ни о каком единстве коллектива не то, что речи не шло, об этом вообще глупо упоминать.
Ярким подтверждением данного тезиса являлась позиция учителей по поводу более чем полугодовых задержек зарплаты.
Но прежде – говорящая статистика. В описываемый период в Нижнем Тачанске, по данным
гестапо
К июлю, когда педагоги обычно уходят в отпуска, проблема обострилась в связи с необходимостью выплат отпускных. К тому времени профсоюз работников образования угрожал администрации общегородской учительской забастовкой и отказом от работы с 1 сентября. Загорелый градоначальник в перерывах между заграничными турами принимал делегации тружеников и, не смущаясь, распинался об отсутствии средств в казне, о невозможности даже частично рассчитаться в ближайшие четыре месяца.
– Бастуйте, сколько влезет, поступления появятся, возможно, не ранее октября—ноября. Вся вина за срыв учебного процесса полностью ляжет на ваши плечи, и мы вынужденно поставим вопрос о профессиональном соответствии ответственных за это лиц. Да, полагаю, ФСБ тоже не станет топтаться с растерянной физиономией, а обсудит с саботажниками их действия.
После подобных бесед число предприятий и школ, желающих перекрыть федеральную трассу, железную дорогу, или просто не приступать 1 сентября к работе, резко снижалось.
Мой товарищ, Фрол Беговых, чей отец пахал на
урановых рудниках
Осенью Фрола неожиданно загребли в армию. Это представлялось верхом абсурда, ведь зрение Фрола было ненамного лучше моего, примерно -6 диоптрий.
Его мама, Лилия Феоктистовна, желая проводить сына с шиком, взяла кредит. На его погашение впоследствии она со слезами занимала у многочисленных родственников, очень скоро переставших её пускать дальше порога.