– Левкои высажу, – не задумываясь, ответила Полина, – табак душистый решила в этом году вдоль забора пустить. Рассада давно готова.
– Умница, – похвалил Глеб, – ты так мечтала о цветнике.
– Еще я позвала Марго. Она обещала приехать к обеду.
– Только не напивайтесь, – предупредил Глеб. – Выпейте бутылочку под сплетни, и хватит. Вечером мне ее опять домой отвозить, хотелось бы, чтобы дамочка была в форме, а не как всегда.
Он встал из-за стола, с хрустом потянулся массивным, начинающим грузнеть телом и пошлепал одеваться.
Полина быстро убрала посуду, смела крошки и побежала следом – завязывать галстук.
Галстуков у Глеба было множество: их можно было назвать его маленькой слабостью. Мужчины его круга часто зацикливались на мелочах, пытаясь сделать их своей фишкой: кто-то щеголял портсигарами, кто-то запонками, а Глеб избрал предметом обожания галстуки. Полина, открывая шкаф и созерцая бесконечные разноцветные ленты, свернутые и висящие змеями, матовые и глянцевые, шелковые и шерстяные, однотонные и узорчатые, никогда не терялась.
Именно ее руками должен был торжественно извлечен нужный галстук, и ее руками он должен быть безупречно завязан.
Рубашки Глеб тоже практически коллекционировал, но особенного пиетета к ним не питал – они были просто фоном.
Сегодня он избрал бледно-розовый «фон», настолько светлый, что Полина еле-еле уловила оттенок.
– Галстуки, галстуки… – пробормотала она, вытаскивая нужные. – Выбирай: либо в тон, либо вот этот, классика Barberry… Или – вишня.
– Клеточку, – выбрал Глеб, и Полина потянулась к нему повязывать галстук.
Его лицо наклонилось к ней, и Полина внимательно всмотрелась, пока пальцы привычно двигались вокруг шеи Глеба.
Лицо как лицо. Квадратное. С морщинами на лбу, и уже глубокими. С мощной челюстью, немного даже обезьяньей… После бритья кожа кое-где красноватая. Волосы модного оттенка «соль с перцем». Глеб хотел поседеть именно так, поседел рано и даже обрадовался.
Глаза светло-карие.
Полина быстро отвела взгляд. Светло-карие глаза Глеба смотрели на нее с гордостью, теплом и восхищением.
А она? Она-то разглядывает его равнодушно, как следователь, дознаватель, как преступника она его рассматривает.
Как предателя.
Разве так можно смотреть на любимого мужа? Разве так можно смотреть на него – без единого доказательства вины? Ну, не ночевал он дома три раза за одну неделю… Так и работает он как! На износ! Все ее, Полинины, мечты он исполняет. Хотела загородный дом? Пруд? Сауну? Цветник?
Хотела быть домохозяйкой, уйти от суеты большого города?
Все, все для тебя сделано, Полина! Разве можно так… подло его подозревать?
– Поля, – сказал Глеб, мягко целуя ее в губы. – Через неделю я поеду в командировку. Ненадолго – всего на месяц. Как пару лет назад, помнишь? Снова в Англию.
Полина не помнила, и вопрос явно отразился на ее лице.
– Два года назад я ездил на конференцию. Привез тебе серое шелковое платье. Ты еще восхищалась – мокрый шелк, мокрый шелк! Говорила, что оно рождено под лондонским дождем… Не помнишь? – он с тревогой всмотрелся в ее глаза, потом взял за плечи и аккуратно потряс. – Поля, девочка моя бедная…
Полина прислонилась к его плечу и прикусила губу. То, что она не помнит никаких прошлогодних поездок и платьев в стиле лондонского дождя – ерунда. К провалам в памяти она уже привыкла. А вот то, что Глеб собрался уезжать, это важно. Это может быть настоящей зацепкой, ведущей к правде. А как выяснится правда – будет легче смотреть ему в глаза.
– Хорошо, Глеб, – кротко сказала она. – Тебе помочь со сборами?
– Конечно, – он снова коротко ее поцеловал и посмотрел на часы. – Я составлю тебе список, а ты все соберешь. Но это – ближе к делу. А пока – отдыхай, девочка моя. Сажай свои любимые цветочки, гуляй с подружкой.
Полина провожала его, стоя на крыльце. «Мерседес» пятился-пятился, потом развернулся, словно крупная акула в узком проливе, и пропал за воротами, а те медленно поползли, закрывая от взгляда кусок улицы – мимо спешила женщина, толкая ярко-красную коляску с щекастым малышом.
Щелчок – и женщина пропала.
Полина вернулась в дом и, прежде чем вернуться к ежедневным делам и заботам, заглянула в гардеробную. Там, среди смешанных запахов цветочных духов, она с легким стуком перебрала все плечики с платьями: бледных тонов – пепельно-розовых, сумрачно-голубых, кофе с молоком; с цветочками, с вышивками, с летящими длинными юбками… Вот и пепельно-серое платье струящегося прохладного шелка. С белым геометрическим узором на груди. Свадебное платье Мэри Поппинс.
Глеб говорил, что у нее самый лучший вкус, – она носит только женственные, длинные платья округлых силуэтов и приятных цветов. Никакой вульгарщины.
И платья он дарил ей по вкусу. Лондонский дождь. Значит, командировка была.
Полина повертела платье в руках и нащупала под юбкой твердый прямоугольничек. Откинув шелк, она потянула за него и увидела магазинную этикетку. Черная, с красивым узором, с виньеткой вокруг названия и года коллекции.
Значит, Полина ни разу его не надела. Что ж, неудивительно. Выезжать ей некуда и незачем – бешеный темп работы в прошлом довел ее до тяжелейшего нервного срыва, и она пожелала уйти от суеты в тихий садик своей мечты.
Все, кто хотел ее навестить, приезжали сами. Несколько раз за пять лет Глеб устраивал вечеринки-барбекю, куда приглашал только коллег.
На них Полина тоже не наряжалась. Глебу это нравилось – он хвалил ее за скромность и целовал в макушку.
Парикмахер, косметолог, врач и массажистка – все они появлялись раз в неделю по установленному расписанию.
Марго приезжала по приглашению, и это была единственная подруга «из прошлого». Полина понимала, что это означает – настоящая подруга. Остальные быстро отвалились от нее, как только она ушла с руководящей должности большого холдинга, как только поселилась на отшибе и занялась высаживанием цветов. Полина не горевала – она плохо помнила этих людей. Мелькали в памяти какие-то имена и тени: то Марина, то Антон с Владом… Но кто такие эти Марина и Антон? Глеб давно сказал, как топором отрубил: они тебе никто. Паразиты, которые сосали соки, пока сладко да гладко шло. А как ты заболела – так нет их никого, все разбежались.
И Полина согласилась – да уж, ну и жизнь она вела… ничего настоящего… Хорошо, что есть Глеб, добрый муж, стена, опора, сила, и Марго – подруга со школы, готовая поддержать и Полину-бизнес-леди, и Полину-домохозяйку.
О том, что ей было невыносимо, до сумасшествия, скучно в огромном доме с пустым садом, Полина умалчивала.
Этот дом – ее мечта, осуществленная Глебом. Он предусмотрел для нее все – даже рыбок запустил в пруд именно таких, каких она хотела – бело-красных пятнистых карпов.
И признаться Глебу, что здесь ей скучно – Полина не могла. Была и другая причина, по которой Полина молчала. Глеб говорил, что перед нервным срывом она, расписывая ему прелести загородной жизни, обмолвилась, что хочет растить на природе деток – мальчика и девочку.
Такого желания Полина не помнила совершенно, поэтому поначалу она отнекивалась нездоровьем, потом – остаточными провалами в памяти, мол, дорогой, а вдруг я забуду, что у меня мальчик и девочка? Вспомню только мальчика, например. Или только девочку. И что тогда делать?
Потом, когда выяснилось, что провалы относятся только к долгосрочной памяти и становятся все реже, скользкий вопрос о детях снова поднялся, но Полина упорно его саботировала, и Глеб отступил.
Полина чувствовала, что отступил он временно, и стоит ей только пожаловаться на скуку – как он тут же начнет расписывать, какой прекрасной матерью она мечтала стать, как желала наряжать девочку в платьица, а мальчика отдать в секцию футбола…