Можно даже сказать, – жертвуя первым стратегическим эшелоном Красной Армии, Сталин решил судьбоносную задачу для страны – сохранил военно-экономический потенциал, который смог затем обеспечить всем необходимым главные силы Красной Армии и тем самым обеспечить победу над немецко-фашистскими захватчиками.
Герой Советского Союза, генерал армии
Валентин Варенников,
президент Российской ассоциации Героев Советского Союза,
Героев России и кавалеров ордена Славы трех степеней.
===========================
Две войны в российской истории, 1812—1813гг. и 1941—1945гг., удостоились великой чести быть провозглашёнными Отечественными. Их сближает и значение в национальной судьбе евразийских народов, и многие внешние детали и обстоятельства, да и некоторый совпадающий внутренний смысл событий.
Они – явления международные, особенно вторая, и глубоко национальные, интимно-тайные; прокатившиеся в громе – и тишине, в явленности – и мраке.
Можно сказать, мы так и не знаем, даже привлекая художественно-психологический гений Льва Толстого и изумительную военную одарённость Карла Клаузевица, величайших мыслителей тайны духа и Молоха войны, писавших о 1812 годе, – что думал и положил в своей душе М. И. Кутузов на Бородинском поле, с чем он ехал к армии за пару недель до того и какой мерой оценивал он события, когда гнал и щадил, истреблял и пособлял Наполеону на страшной Смоленской дороге, уничтожал дивизии и корпуса, губил тьмы и тысячи к выпускал последний десяток, сотенку, конвойчик.
Мы не разгадали даже очевидных, наяву и зримо поставленных загадок 1812 года:
– причины выдвижения Шевардинского редута на Бородинском поле;
– явную нецелесообразность распределения сил между Барклаем и Багратионом;
– и наконец, в связи с этим, как же всё-таки собирался осуществить «своё» сражение М.И.Кутузов без вмешательства провидчества Наполеона и насколько французский военный гений нарушил эти замыслы, и нарушил ли вообще, если оно состоялось и имело обескураживающий результат.
Великий военный мыслитель, замечательный умница гегелевского типа Карл Клаузевиц, подводя итоги исследования войны в своей работе «1812 год» и с научной добросовестностью установив и доказав, что действия русского главнокомандующего были зачастую неправильны, в основном неглубоки и нередко хрестоматийно ошибочны, завершает её ёрнической фразой, показывающей его превосходство как исследователя и честного наблюдателя над ослеплёнными собственными построениями педантами-критиками «…Но если в результате этих ошибочных действий Наполеон потерял 450 тысяч войска, всю конницу и артиллерию и вернулся в Европу едва с 10—12 тысячами боеспособной массы, значит Кутузов поступал правильно, даже и вопреки стратегии».
Мы крайне мало осознали М.И.Кутузова в единстве разнородного богатства всей его деятельности; где и когда он поступал не как европейски образованный генерал, а как мудрый старец-вождь, знающий своё беспокойное племя (о чём очень проницательно пишет Клаузевиц «с точки зрения стратегии Бородино было поражением – Кутузов объявил о победе, и учитывая воздействие его манифеста на общество, надо признать, он лучше знал свой народ»); мы только нащупываем и мямлим, что в действиях великого старика был не только военный, но и политический смысл, без вскрытия и оценки которого нам не ясна вполне вся картина войны; мы не знаем, как сказалась на них Павловская доктрина русско-французского альянса начала 1800-х годов, одним из немногих преданных сторонников императора – творца которой был М.И.Кутузов – мы не знаем многого!
Но главное содержание военной драмы лета 1812 года установлено и очевидно – используя территориальный фактор, обеспеченный глубоким укрытием жизненно важных национальных центров внутри государства и нечувствительностью феодально-сословного населения к буржуазно-либеральной пропаганде, раскатать французскую армию по великой восточно-европейской равнине среди враждебного ей по духу (вспомните рассказ Стендаля «Штурм редута», который интендантом Анри Бейлем прошел кампанию 1812г.), вере, языку, обычаям, темпераменту населения, завлекая вглубь страны и там обрушить на неё, ослабленную непосильной коммуникационной линией, решающий удар. Об этом говорил в 1811 году Александр I Коленкуру, это знал и явил в своих действиях разумный и твёрдый М.Б.Барклай-де-Толли, это тем более было близко М.И.Кутузову, в своей военной практике, ещё в пору Австрийского похода обнаружившего особое дарование к использованию времени и пространства – это в тесной-то Европе! Теперь у него был в распоряжении весь Евразийский континент… И только одна заноза впилась в фалду его сюртука и в сердце – Москва! И он её вырвал – только когда? После потери Смоленска? Или только после Бородина? Было ли оно ритуальной гекатомбой или чем-то более великим, утверждением в национальном самосознании традиции «За Москву враг всегда платит!»; или преобладали чисто военные соображения, привлекая внимание Наполеона перспективой генерального сражения, увлечь его к одному пункту, скрыв другие цели и возможности, оторвав от опасных, по начальному превосходству завоевателя, действий на периферии – ведь по итогу из 600-тысячной армии в августе активно действовали где-то 160—180 тысяч, а потом и менее 100 тыс… Крылья замерли и опали, что полностью освободило Витгенштейна и Чичагова для выхода на коммуникации основной московской группировки Наполеона… А может, и всё вместе – но общий смысл событий был очевиден!
* * * * *
Грандиозная драма 1941—45гг. была бесконечно выше, величественней, надрывно-предельней, – можно сказать, что все события Первой Отечественной, от неманской переправы утра 12 (24) июня до Малоярославского поля, отложились в её первом году – а впереди было ещё четыре…
Но как мало, смутно, несообразно непропорционально знаем мы о смысле этого первого года в отношении той чудовищной горы фактов едва ли не о каждой минуте этих дней лета – осени 1941г. Ошеломляющий поток событий не прояснен, не упорядочен, не вскрыт в основе своего стержня, той единой пронизывающей ноты, что касается содержания всех событий и, неуловимо гениальная, меняет их смысл относительно внешней данности и приводит к итогу, ещё более обескураживающему, чем Бородино. Мы были несомненно и безусловно поражены летом 1941 года, наша кадровая армия мирного времени, в значительной своей массе с двух-трехлетней выучкой, многочисленная, добротная, богато снабжённая техническими средствами была разгромлена, а соотношение потерь убитыми и пленными (800 тыс.-ЗЗОО тыс.) – классический, хрестоматийно затасканный показатель надлома воинского духа – прямо свидетельствовал о далеко зашедшем пораженчестве (сравните Бородино 1812 года – 43500 убитых и 1000 (!) пленных). Далее уже были истребительные батальоны, ополчение… и вдруг чудо 4—6 декабря, когда войска, терпевшие поражения при полугора-двухкратном превосходстве громят равного и даже большего по численности неприятеля, когда в хаосе выступила воля, а безумная буря опала, открыв завершающий неожиданный итог.
Что было тем фактором, вокруг которого и за обладание которым происходила главная скрытая борьба, та невидимая коллизия событий, которая подводила к моменту, когда висящее на сцене в 1-м акте ружьё выстрелило в 4-м?
Можно сказать, что всё написанное о 1941 годе есть просто «бессмысленная» регистрация событий, что было там-то и там-то в то-то и то-то время, а бессильное теоретизирование, скорее раздражает своей беззубостью, лучше уж простая констатация фактов типа «что дождь идёт летом, а снег зимой», она, по крайней мере, показывает зияющую пустоту обобщений, подвигая на более глубокие размышления, нежели те, что есть в наличии, те, что, не проясняя смысла события, топят его в глубине пустословного моря.