Сам Мальтус выступал в поддержку «хлебных законов», запрещавших ввоз в Англию дешевого французского зерна, – эти законы позволили британским арендаторам земли не просто расплатиться с долгами, но и ввести технические усовершенствования на своих участках. Единственное, в чем он просчитался, – что Наполеону такие действия не понравятся, он начнет континентальную блокаду Англии, а множество лондонских бедняков станут нищими, так как не смогут не только купить дешевое зерно, но и дешевые товары. Рёскин избежал всех ошибок Мальтуса и написал свою версию политической экономии.
Книга Джона Рёскина «Последнему, что и первому» (Unto this last, 1860) сразу же подкупает своей социальной направленностью: Рёскин требует помогать старикам и инвалидам, изобретать ремесла, которые может освоить каждый, поощрять даже малые созидательные усилия. Главная мысль книги одна – всеобщая занятость возможна. Не всякий может быть хозяином дома или земельного участка, завода или цеха, предпринимателем Монкретьена, промышленником Адама Смита или мелким хозяйственником Томаса Мальтуса. Но всякий может научиться мастерить и вышивать, чинить вещи и правильно распоряжаться деньгами, выращивать цветы и украшать дом.
Дальнейшие этапы развития этой новой политической экономии известны. Уже в 1861 году верный последователь Рёскина художник Уильям Моррис учредил фирму по производству предметов декоративно-прикладного искусства «Моррис, Маршалл, Фолкнер и Ко» и набрал в нее художников из «братства прерафаэлитов», идеологом которого был Рёскин. В 1871 г. Рёскин создал Общество святого Георгия. Взяв дешево в аренду неплодородные земли и поселения на городских окраинах, это Общество, или Гильдия (объединение цехов), должно было везде открыть мастерские ручного труда и тем самым открыть рабочим красоту ремесленного производства. В 1882 г. создается также Гильдия века, правда продержавшаяся сравнительно недолго. В 1884 г. в Лондоне возникает Гильдия работников искусства. В 1888 г. Гильдия (она же Школа, с прописной буквы) под руководством Морриса провела первую «Выставку общества искусств и ремесел», название которой и дало имя всему движению – «Искусства и ремесла» (Arts and Crafts, вернее было бы перевести «Художества и умения» или даже «Готовка и рукоделие», если бы эти два слова не были так опозорены презрением к быту). Годом позже Моррис создал издательство «Келмскотт», в котором все книги набирались вручную, переплетались вручную, даже бумага делалась вручную, не говоря о шрифтах. Движение «Искусства и ремесла» учреждает собственные стандарты, например точеные стулья в противоположность гнутым венским стульям: в венской обработке буковых палок паром для получения изгиба английские эстеты видели апофеоз промышленного насилия – и неважно, что Австро-Венгрия продала 50 миллионов таких стульев. Друзья Морриса считали, что они делают уникальные вещи, но невозможно представить без точеных стульев сейчас ни один музей быта, ни один почтенный ресторан, не говоря уже о многочисленных родственниках этих стульев по закругляющей энергии токарного станка, от деревянных балясин до матрешек, созданных в мамонтовском кружке в Абрамцеве – весьма точном и более чем одаренном русском соответствии Arts and crafts.
Моррис в ряде вопросов разошелся с Рёскином. Так, Моррис считал, что весьма скоро деньги будут отменены: люди будут обмениваться полезными товарами, помогать друг другу лучше устроить жизнь. Иначе говоря, зачем экономику обеспечивать деньгами, когда ее можно обеспечить более полезными товарами или теми любезными услугами, которые не измеришь никакими деньгами. Эту позицию Морриса поддержали христианские интеллектуалы того времени, опечаленные оскудением братской любви: священник и сказочник Джордж Макдональд, литературный отец Льюиса и Толкина, и диакон, математик и сказочник Льюис Кэрролл. Но в отличие от них Рёскин никогда не считал, что деньги исчезнут из оборота, напротив, в них он видел возможность помощи самым слабым членам общества: монета удобнее, чем еда или одежда, как милостыня нищим. Одежда может не подойти, еда может испортиться, если ее не сразу раздали ремесленникам в цеху, а монета позволит приобрести инструменты и войти в цех. Монета не научит ценить вещи, которые неоценимы и искусны, но научит ценить инструменты.
Художественно-ремесленное движение не смогло бы распространиться на другие страны (уже в 1872 г. оно пришло в США, где возникла своя Гильдия святого Георга, позднее движение в США стало называться «Объединенные ремесла»), включая Россию, если бы оно не было частью идейной работы, у начала которой стоял Томас Карлейль, вдохновивший Рёскина в том числе на написание этой книги. Рёскин и Моррис потом отпустили такую же густую бороду, как у Карлейля, – подражание внешности, дендизм, обычное явление для всего ΧΙΧ в. и даже начала ХХ в. – усы Горького как усы Ницше. О внешней индивидуальности мы вспомнили не случайно – Карлейль, через ряд опосредований воодушевивший и чеховского героя на максиму «в человеке все должно быть прекрасно» («небо в алмазах» – тоже чистый Карлейль), считал, что в человеке все прекрасно, когда индивидуально. Он проповедовал героизм для каждого: если каждый может сделать что-то полезное для людей, значит, каждый – малый Прометей. Но чтобы мы не обесценили усилия множества людей, малые герои должны подражать большим героям, пестовать своеобразный характер и находить не только свой путь и свое поле деятельности, но и драгоценное сокровище собственной души. Но горе тем, кто примет за истинный героизм ложный, произвол воинственной тирании, которая, по Карлейлю, всегда держится на безделье. В России было много пропагандистов Карлейля, начиная с литературного критика-англомана А.В. Дружинина, ценившего в Карлейле сдержанность суждений об искусстве и при этом веру в красоту как универсальное начало равновесия.
Итак, книга Рёскина, созданная по мотивам разговоров с Карлейлем, сначала печатается с продолжением в 1860 г. в только что основанном лондонском иллюстрированном журнале «Корнхилл» – типичном тонком журнале с гравюрами и карикатурами, сразу завоевавшем множество читателей, а в 1862 г. выходит отдельной книгой. Первым главным редактором «Корнхилла» был великий писатель Уильям Теккерей, что было обычно: Чарльз Диккенс был известен современникам прежде всего как редактор нескольких массовых журналов. «Корнхилл» решил вырвать пальму коммерческого успеха у журналов Диккенса и расширил количество иллюстраций: всё, что выходило, сопровождалось веселыми картинками, даже трактаты и серьезные очерки. Рёскину такое всеобщее иллюстрирвание вполне нравилось: дело не в том, что картинки делали идеи наглядными, а что они сразу показывали, как легко идеи входят в современную социальную жизнь. Но публикация книги Рёскина в журнале произвела такой скандал, что Теккерей был вынужден уйти с поста главного редактора.
Публика возмущалась, что Рёскин призывает вернуться к патриархальным моделям и тем самым как будто подрывает современное производство, – вся Англия шумела месяцами, каждую неделю выходили памфлеты против Рёскина, и журнал едва пережил эту травлю. Рёскина тогда поддержал только Карлейль, сказавший, что всякий настоящий писатель должен уметь позлить «полмиллиона обывателей».
За плечами у Рёскина уже был один экономический трактат: «Радость навеки и ее рыночная цена» (1857). В этой книге Рёскин впервые заявил, что без учета человеческого таланта машинное производство глохнет: машины начинают производить уродливые и ненужные товары, возникает перепроизводство. Тогда как талант – это принцип открытия новых видов производства: талантливый человек не просто изобретает более удобные и красивые товары, но умеет правильно накапливать средства и распределять товары. Талантливый человек знает, когда нужно копить деньги на открытие производства, а когда лучше копить советы друзей для создания лучших вещей. Он знает, когда лучше делегировать ряд своих обязанностей другим мастерам, а когда лучше быстрее продать товар, а то и часть производства, чтобы обновить его. Талант противопоставляется искателю выгоды, который в конце концов губит доверенное ему предприятие. Мы видим, что Рёскин так же много размышляет о вреде жадности, как Диккенс, Теккерей или Бальзак, и, как и романисты его эпохи, предлагал выход – научиться дарить свой талант, свою заразительную доброжелательность другим людям. Слово «талант» из евангельской притчи, означающее во многих языках не только «одаренность», но и «любезность» и «обаяние» («талант любви»), здесь, в значении «талантливый человек», по-семейному учтивый и по-дружески пламенный, оказывается более чем уместно.