– Да, старик, так меня зовут, – согласился нурман невнятно, поскольку рот его был занят. – Свен Храбрый. Ты назвал меня глупым, но я тебя прощу, если пиво будет не хуже, чем это мясцо. А если ты, старик, заплатишь за всё, что мы с братом съедим и выпьем, то я даже оставлю тебе твою никчемную жизнь.
Малец испугался. Этот вой выглядел страшнее любого другого из виденных Мальцом. Страшнее тех, что приезжали к Дедке за пособничеством. Малец как-то сразу почуял: этот убивает так же просто, как Малец ест. Только быстрее.
– Ты назвал мне свое имя, – раздельно произнес Дедко, и Малец понял, что ведун ничуть не испуган. Напротив, он в ярости. – Ты назвал его сам, добровольно. Это значит, что ты еще глупее, чем я подумал, когда увидел, как ты ешь собственную смерть.
– Что ты знаешь о смерти, старик? – Нурман захохотал. Ошметки поросенка полетели у него изо рта. – Я сплю с ней в обнимку, – он похлопал по ножнам. – Я…
– …собственную мучительную смерть, – перебил Дедко без угрозы, скорее задумчиво. – Чувствуешь боль в желудке? Пока еще слабую, но уже к вечеру она станет нестерпимой. К этому времени ты уже выблюешь то, что сожрал, но это не поможет.
Нурман глянул на Дедку. Иначе, чем прежде. Остановил взгляд на руке беспалой, потом – на оберегах… Перестал жевать, замер, будто прислушиваясь к чему.
– Болит, – проговорил он почти жалобно.
И, отшвырнув недоеденный кусок, взревел:
– Ты отравил мою пищу!
И заругался по-своему.
– Это была моя еда, – напомнил Дедко. – Тебе не стоило ее трогать. Она всё равно не пошла бы тебе впрок, но ты был настолько глуп, чтобы назвать мне свое имя. И теперь всё произойдет быстрее. У тебя, однако, будет целая ночь, чтобы показать своим богам, как ты храбр и терпелив, а заодно выблевать и высрать свои кишки. Ты умрешь утром, и смерть твоя будет подобна смерти от загноившейся раны в животе. Плохая смерть, если ты понимаешь, о чем я.
Глаза нурмана сузились. Рука легла на рукоять меча. Его брат тоже перестал жевать и уставился на Дедку с беспокойством.
– Твоя смерть будет плохой, – по-доброму, даже с сочувствием произнес Дедко. – Но твоя судьба после смерти будет куда хуже.
– А твоя наступит прямо сейчас! – рявкнул нурман, выдергивая меч из ножен. Но ударить не успел. Брат вскочил, перехватил его руку и быстро заговорил по-своему.
– Всё так, – снова подал голос Дедко, который, как оказалось, понимал по-нурмански. – Я он и есть. Этот дурень назвал мне свое имя, и теперь он – в моей власти, жив я или мертв. Прав ты и в том, что мертвый я даже неприятнее. Потому что к вашей Хель он точно не попадет. Я уйду к своей богине, и он уйдет со мной. У меня много рабов там, за Кромкой, но такого, как твой брат, еще нет.
Назвавшийся Свеном вырвал из хватки брата руку, прорычал по-своему, замахнулся…
Дедко собрал пальцы в щепоть, ткнул воздух… И нурмана скрутило по-настоящему.
Он побелел, согнулся и принялся блевать себе на колени.
– Что ты хочешь за его жизнь, колдун? – с ненавистью выкрикнул брат Свена.
– За его жизнь – немного, – Дедко ухмыльнулся, в точности как это делает волк, когда готовится вцепиться в горло добыче. – Всего лишь серебряный браслет, что у него на правой руке. И второй браслет, твой – за твою. Ты ведь тоже ел мою пищу, верно? Так что…
– На, забирай! – Нурман сорвал с руки браслет и швырнул на стол. Потом наклонился к скорчившемуся на полу брату, и второй браслет лег рядом с первым.
Дедко сдвинул их Мальцу:
– Прибери.
Свен перестал корчиться и метать блевотину. Но вставать не торопился. Лежал как неживой.
Брат ухватил его за одежку, поднял с легкостью, усадил на лавку.
«Вот же силища!» – восхитился Малец.
Свен Храбрый не возражал. Молчал. Глядел пустым взором.
– Ты же получил плату, колдун! – возмутился его брат.
– За жизнь – да. Но не за душу.
Кулаки нурмана сжались, лицо исказила ярость. Ему очень хотелось убить Дедку. Очень.
– За душу… сколько? – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
– А все, что у него при себе есть, – Дедко показал желтые зубы в подобии улыбки.
Нурман заскрипел зубами так, что и в самом дальнем углу харчевни услышали бы. Если б там был кто-то. Малец и не заметил, как она опустела. Никого, кроме них и холопа-разносчика, укрывшегося за печкой.
Малец втянул голову в плечи: таким страшным стало лицо нурмана. Мальцу показалось: сейчас он Дедку и убьет.
Не убил.
Тугой кошель, глухо звякнув, лег на стол. Рядом – второй браслет, перстень с печаткой, серебряная гривна с шеи, кинжал с украшенной смарагдом рукоятью, меч в ножнах из черной тисненой кожи с серебряным наконечником.
– Верни ему душу, колдун!
– Верну, – кивнул Дедко, пододвигая к себе всё, кроме меча и кинжала. – Это не нужно. Оружие мне без надобности. Душу я верну, но учти, нурман: теперь между нами связь. Вижу, ты еще брата назад не получил, а уже думаешь, как бы отомстить.
Нурман дернулся… Но ничего не сказал.
– Вижу, хочешь. Не стоит. Душу я отпущу, но веревочка от нее – здесь, – Дедко сжал кулак. – Мне теперь ее забрать легче, чем лягухе комара сметнуть. – Дедко приподнялся, выбросил руку и ткнул Свена в лоб. Звук – будто деревяшкой о деревяшку.
Взгляд нурмана прояснился, упал на оружие на столе, десница тут же сцапала меч, шуйца – кинжал…
Но сделать он ничего не успел.
Брат схватил его, выволок из-за стола и потащил к выходу, выговаривая что-то по-нурмански.
Свен упирался, но как-то вяло. Блевотина с его штанов капала на пол.
Дедко взял с блюда кус поросенка, который не успели сожрать нурманы, с явным удовольствием ободрал и зажевал шкурку.
Малец глядел на него, разинув рот.
Дедко засмеялся и сунул мальцу в рот поросячью ножку:
– Ешь, дурачок, пока время есть.
– А потом – что? – спросил Малец, вынув ножку изо рта.
– А потом за нами дружинные прибегут. От наместника. И этот тебя точно не накормит.
Малец совет принял, замолотил челюстями, мешая поросятину с лепехой и овощами, сдабривая медовухой. Ух, вкусно! А от медовухи еще и весело!
– Ну ты, Дедко, могуч! – пробормотал он восхищенно. – Все тебя боятся!
– А то! – отозвался ведун. – У меня – истинная сила потому что. Башку-то снести всякий может, а вот в душу людскую залезть и все понятия наизнанку вывернуть – это, малой, только мы, ведуны, и можем. Не то чтоб только мы, – уточнил он через некоторое время, проглотив очередной лакомый кусочек. – Ведьмы, волохи, колдуны да колдуньи всякие, нелюдь лесная тоже… Но мы – лучше всех! – И постучал пустым кувшином о стол, приглашая холопа подать еще медовухи.
– Слышь, Дедко, а ты зачем нурманам зброю отдал? – чуть заплетающимся языком спросил Малец. – Она ж немалых денег стоит!
– Да уж подороже того, что в кошеле, – согласился Дедко. – Только нурманы те – не сами по себе. Они – из гриди. Их мечи – они не только ихние. Они еще и княжьи. А на княжье посягать – нельзя.
– Так выходит, с князем тебе не потягаться? – с разочарованием проговорил Малец, которому только что казалось, что наставник его сильней всех.
– Потягаться можно бы, да зачем? – Дедко пожал костлявыми плечами. – С князьями тягаться – накладно. С ними лучше дружить.
– Служить? – не расслышал Малец.
– Не, служить нельзя. Служить нам никому нельзя. Госпожа обидится, – он поглядел на Мальца и вдруг отвесил ему подзатыльник. – К тебе не относится. Ты пока что не ведун, а личинка неразумная. Будешь глупить или лениться, я тебя зажарю и съем. Как вот поросенка этого!
– За что? – Слова Дедки, в общем обычные, неожиданно обидели и расстроили Мальца. Да так, что аж слезы потекли. – Я ж тебе, Дедко, как сын теперь!
– Сын, ага! – хохотнул Дедко. – Не сын ты мне, а щен мелкий, бестолковый, да еще и пьяный к тому ж. Дай-ка сюда! – Он отобрал у Мальца кружку с медовухой. – Нам еще к наместнику, а ты… Наблюешь в покоях, я с тебя шкурку живьем спущу и вельвам чухонским продам. На бубны!
– Почему – на бубны? – не понял Малец.
Но ответа не получил. В харчевню забежали сразу четверо воев и – к их столу.
– Колдун!
– Ведун, – поправил Дедко. – Мы не просим, мы ведаем.
– Да нам без разницы, – пробасил старший из воев. – Мы тоже не просим. Ругай тебя видеть хочет.