Пик данных – момент, когда платформы начинают принимать меры. Так, в Google объявили, что следующая версия Android «вместо того чтобы демонстрировать все возможности операционной системы и стимулировать использовать свой смартфон чаще и больше, будет обладать свойствами, которые помогут пользоваться им меньше и реже» [12]. Специальная программа будет сообщать «как часто, когда и сколько времени вы используете каждое приложение на своем смартфоне. У вас также будет возможность устанавливать себе ограничения». Например, панель управления Fitbit – приложения для последователей движения quantified self [13] – может соединяться с приложениями социальных медиа, позволяя легко отключать уведомления. Когда наступает время идти спать, ваш телефон автоматически перейдет в режим «Не беспокоить».
В случае с Google Search мы видим тенденцию «показывать более полезную рекламу». Похожий апдейт для приложения YouTube включает в настройках опцию, благодаря которой оно будет напоминать пользователям «сделать паузу» во время просмотра видео [14]. Слоган параллельной wellbeing-кампании Google гласит: «Великие технологии должны делать жизнь лучше, а не отвлекать от нее» [15]. Какие ценности приобретают значение, когда мы поднимаемся на новую ступень развития? Улучшение многозадачности? Замедлит ли Google в своих продуктах коммуникацию в реальном времени, чтобы встроить в них опцию рефлексии? Что если улучшение может быть достигнуто лишь в результате протеста против убийственной культуры консенсуса? Почему вдруг технологии должны помогать нам от них же отключиться?
Из-за надвигающейся опасности энтропии сбор данных больше не является самоцелью. С точки зрения пользователей, их данные – это не результат осознанного труда. Сбор данных выглядит произвольной процедурой, а их безграничный объем перестал быть дефицитным ресурсом. Важным следующим шагом может стать извлечение ценности из собранных данных таким образом, чтобы не огорчить при этом пользователей. Такой план спасения больших данных предлагается пользователю в качестве вклада в его «цифровое благополучие» – жеста «корпоративной ответственности». Мы можем назвать это «backlash by design» – когда Google уже на стадии дизайна и программирования предвосхищает любое возможное недовольство и в духе фильма «Особое мнение» перепрыгивает фазу сопротивления в движении навстречу гегельянскому синтезу. Мы преодолели культуру присвоения. Силиконовая долина уже в курсе, что мы не против отдохнуть. Как пользователи отреагируют на такой встроенный морализм всех этих изменений? На подобные благодетельные жесты мы могли бы ответить коллективной реализацией принципов «предотвращения сбора данных».
Составленный из данных фантом нашего Я рискует распасться. Энтропия – это главная угроза, которую приносит автоматизация. Система производит такое количество данных, что либо каждый будет под подозрением, либо никто. Производство информации, некогда определявшееся как создание осмысленных различий, достигло того состояния, когда оно делает кувырок и стремится к нулю – перегрузке системы. Компании типа Google в курсе опасностей, которые таят в себе такие резкие гегельянские скачки, и они пытаются спасти свои ценные активы данных, пока те не превратились в цифровой мусор [16]. Надо также отметить, что изменение политики в Google не стало результатом популярных выступлений против «социального истощения», вызванного передачей контроля умным машинам. В новой версии Android функционал отслеживания остался нетронутым. Google просто планирует собирать меньше данных – для своего собственного благополучия.
Переиначивая Хабермаса, мы можем говорить о «незаконченном проекте» дигитализации как последней стадии модернизации, которую воцарившаяся после 1968 года образованная элита попросту слила, думая, что появившиеся в результате инженерной активности устройства и инструменты никак их не коснутся. И хотя мы можем изучать кино, театр и литературу, с «интернетом» все по-другому – ему никак не удавалось стать предметом отдельной академической дисциплины со своими полноценными бакалаврскими, магистерскими и аспирантскими программами. Все это сопровождалось частыми замечаниями, что интернет «еще молод», и его использует «еще недостаточное количество людей». Где наш «конфликт факультетов?» По всему миру никто не планирует или просто не хочет сделать смелый шаг. В результате мы имеем культурное господство разработчиков из числа «белых мужчин-гиков» и потенциальных венчурных капиталистов из бизнес-школ, бесконечно копирующих бизнес-модели Силиконовой долины, – а представители социальных и гуманитарных наук, искусства и дизайна остаются где-то в стороне. Фактически программы в области медиаискусства потихоньку сворачиваются и становятся частью беззубых и замкнутых на себе академических инициатив типа digital humanities – или же подчиняются «транслирующей» логике отделений медиа и коммуникаций.
Итальянская коллега, арабистка и активистка Донателла делла Ратта, читающая лекции о цифровой культуре в Университете Джона Кэбота в Риме, добавляет, что «онлайн-субъект сегодня настолько вовлечен в технологии, что больше не замечает ни телефон, ни интернет. Молодое поколение не интересует техническое устройство само по себе, они просто стерли информацию о нем, забыли о его существовании. Моим студентам скучно, когда я говорю о технологиях как таковых. Они хотят обсуждать свои переживания, тела и эмоции. Они попросту больше не замечают технологии». Каковы будут последствия такого «технологического утомления», так быстро распространяющегося ровно в тот самый момент, когда противоречия вокруг этих технологий наконец достигли политической арены?
«Надо знать, на что подписываться, и уже затем давать обязательства – даже если этим придется нажить врагов. Или друзей. Как только мы знаем, чего хотим, мы уже не одиноки, мир заново заселяется. Везде есть союзники, единомышленники и бесконечные оттенки возможной дружбы». Можно сравнить эту «децизионистскую» мечту «The Invisible Committee» с наблюдениями Марка Фишера об отсутствии мотивации у студентов и нехватке возможности взыскания в том случае, если они отсутствуют или не успевают. По словам Фишера, «студенты обычно реагируют на такую свободу не работой над проектами, а гедонистическим – или агедонистским – утомлением: легкие наркотики, Playstation, просмотр ТВ по ночам и марихуана». Столкнувшись с информационной перегрузкой, миллениалы оказываются «слишком самоуверенными», вежливо отказываются от возможности «узнать больше» и привязываются к «более важным» вещам. Понятие «социального внутреннего» перестает быть парадоксальным.
Политическая необходимость требует отказаться от техно-солюционистских предложений и стать частью более широкого контекста. Несмотря на всю его саморефлексию, Марк Фишер предлагает актуальный для нас слоган: «пессимизм эмоциям, оптимизм – действиям» [17]. Или, как сказал Ноам Хомский, «Мы можем много сделать, чтобы, говоря словами Мартина Лютера Кинга, повернуть ход истории в сторону справедливости. Проще всего отчаяться и таким образом обеспечить наступление худшего. Разумный и смелый путь – это присоединиться к тем, кто пытается сделать мир лучше, используя все свои обширные возможности».
1. Что есть социальное в социальных медиа? (2012)