– Обнесите обедающих овощами, – сказала я (что, как я вижу теперь, было глупо, поскольку отнюдь не соответствовало тишине и простоте, к которым мы стремились) и, заметив растерянный взгляд Марты, пояснила: – Обойдите с блюдом тех, кто обедает, чтобы они сами накладывали себе овощи.
– И обязательно начинайте с дам, – вставила мисс Матильда. – Обязательно подходите сначала к дамам, а потом уже к джентльменам, когда прислуживаете за столом.
– Хорошо, сударыня, я так и сделаю, – ответила Марта. – Только мне парни больше нравятся.
Это заявление Марты нас смутило и шокировало, но она, конечно, не имела в виду ничего дурного, и, в общем, старательно выполнила наши указания, хотя и подтолкнула майора локтем, когда он не сразу принялся накладывать себе картофель с блюда, которое она ему подставила.
Майор и его супруга оказались скромными, непритязательными людьми, несколько вялыми, но, если не ошибаюсь, такая вялость свойственна всем, кто долго жил в Индии. Мы пришли в ужас, когда выяснилось, что с ними приехали двое слуг: индус – камердинер майора и пожилая горничная его жены. Но они спали в гостинице и оказали нам немалую помощь, следя, чтобы их господа ни в чем не нуждались. Марта, разумеется, все время таращила глаза на белый тюрбан и коричневое лицо индуса, и я заметила, что мисс Матильда немного ежилась, когда он прислуживал за столом. После их отъезда она даже спросила меня, не нахожу ли я в нем сходства с Синей Бородой. В целом визит прошел весьма удачно и до сих пор служит мисс Матильде неисчерпаемой темой для разговоров. Крэнфорд он привел в большое волнение и даже побудил апатичную и высокородную миссис Джеймисон задать мне несколько вопросов, когда я пришла поблагодарить ее за любезность, с которой она снабдила мисс Матильду сведениями о том, как следует обставить туалетную джентльмена. Впрочем, надо признать, давала она эти сведения с утомленной манерой скандинавской пророчицы!
Мой покой не нарушайте.
И вот теперь я наконец перехожу к любовной истории.
Оказалось, что у мисс Пул был не то троюродный, не то четвероюродный брат, который давным-давно сделал предложение мисс Мэтти. Этот кузен мисс Пул жил на своей земле в четырех-пяти милях от Крэнфорда, однако владения его были столь незначительны, что давали ему право считаться только йоменом. Со смирением, которое паче гордости, он просто не пожелал, вопреки примеру многих и многих фермеров, повысить себя в ранг помещика. Он не позволял, чтобы его называли Томасом Холбруком, эсквайром, и даже возвращал письма, надписанные таким образом, объясняя на почте в Крэнфорде, что он не эсквайр, а мистер Томас Холбрук, йомен. Он не желал ничего менять в порядках своего дома. Парадная дверь там стояла распахнутой все лето напролет, а зимой плотно закрывалась и не была снабжена ни звонком, ни молотком. Хозяин, если дверь оказывалась запертой, давал знать слугам о своем приходе, стуча в нее кулаком или набалдашником трости. Он презирал все требования утонченности и хороших манер, если только источником их не были истинная доброта и благородство. Когда вокруг не было больных, он не считал нужным понижать голос. Он в совершенстве знал местный диалект и постоянно им пользовался. Впрочем, мисс Пул (которая сообщила мне все эти подробности) тут же поспешила добавить, что так прекрасно и с таким чувством читать вслух, как он, не умел никто, кроме покойного крэнфордского священника.
– Но почему же мисс Матильда не вышла за него? – спросила я.
– Право, не знаю. Она, по-моему, с радостью согласилась бы, но понимаете, кузен Томас не был джентльменом, на взгляд ее отца и мисс Дженкинс.
– Но не они же за него выходили! – сказала я с досадой.
– Да, конечно, но им не нравилось, что он не ровня мисс Мэтти. Ведь она же была дочерью священника, и к тому же они состоят в каком-то родстве с сэром Питером Арли; мисс Дженкинс придавала этому большое значение.
– Бедная мисс Мэтти! – сказала я.
– Ну я ведь знаю только, что он сделал предложение и получил отказ. Может быть, он вовсе и не нравился мисс Мэтти, а мисс Дженкинс ни слова против не сказала. Это же только мои догадки.
– И с тех пор она его больше не видела?
– По-моему, нет. Видите ли, Вудли, дом кузена Томаса находится как раз на полдороге между Крэнфордом и Милстоном, и вскоре после того, как ему отказали, кузен Томас начал ездить на рынок в Милстон и почти не заглядывал в Крэнфорд. Однажды, правда, мы с мисс Мэтти шли по Хай-стрит, как вдруг она, ничего мне не говоря, свернула в переулок. А минуты через две-три, смотрю, мне навстречу идет кузен Томас.
– А сколько ему теперь лет? – спросила я, после того как несколько минут в молчании воздвигала воздушный замок.
– Да лет семьдесят, милочка, – ответила мисс Пул, и мой замок разлетелся вдребезги, словно она подвела под него пороховую мину.
Вскоре после этой беседы – во всяком случае, в тот же самый раз, когда я загостилась у мисс Матильды, – мне представился случай увидеть мистера Холбрука, а кроме того, и стать свидетельницей первой встречи между ним и его бывшей возлюбленной после тридцати, если не сорока, лет разлуки. Я помогала решить, подойдет ли какой-нибудь из только что полученных лавочником цветных шелков к серо-черному муслиновому платью, которое требовалось надставить, когда в лавку вошел высокий, похожий на Дон Кихота старик и спросил шерстяные перчатки. Я никогда прежде его не видела (внешность у него была запоминающаяся) и потому продолжала на него посматривать, пока мисс Мэтти говорила с приказчиком. На незнакомце был синий сюртук с медными пуговицами, серые панталоны и гетры, и он нетерпеливо барабанил пальцами по прилавку. Когда он ответил на вопрос молодого приказчика: «Что прикажете показать вам, сударь?» – мисс Матильда, вздрогнув, опустилась на стул, и я сразу догадалась, кто он такой. Она что-то спросила у приказчика, и он крикнул своему товарищу:
– Мисс Дженкинс требуется подкладочный шелк по два шиллинга два пенса за ярд.
Услышав эту фамилию, мистер Холбрук в мгновение ока очутился рядом с нами.
– Мэтти… мисс Матильда… мисс Дженкинс! Боже ты мой! Вот уж не узнал бы вас! Как поживаете? Как поживаете? – Он тряс ее руку с жаром, говорившим об искренней радости, но все повторял, словно про себя: – Вот уж не узнал бы вас!
И я поняла, что счастливому концу сентиментального романа, который, быть может, рисовался моему воображению, сбыться не суждено.
Однако он продолжал разговаривать с нами все время, пока мы оставались в лавке, а затем, отмахнувшись от приказчика, державшего так и не купленные перчатки («В другой раз, любезный, в другой раз!»), проводил нас до дома. С удовольствием могу сказать, что моя подопечная, мисс Матильда, покинула лавку в не менее растерянном состоянии, так и не купив ни зеленого, ни красного шелка. Мистер Холбрук от души и словоохотливо радовался встрече со своей былой возлюбленной: говорил о происшедших переменах, даже упомянул мисс Дженкинс: «Ваша бедная сестра! Ну-ну, у нас всех есть свои недостатки», – и распрощался с нами, несколько раз выразив надежду, что скоро вновь увидится с мисс Мэтти. Она же прямо поднялась к себе в спальню и вышла только к чаю, который мы, правда, пили рано. Поглядев на ее лицо, я решила, что она, должно быть, плакала.
Глава IV. Визит к старому холостяку
Несколько дней спустя от мистера Холбрука пришло письмо, в котором он в старомодных церемонных выражениях приглашал нас – нас обеих, не делая никакого различия, – провести у него день, долгий июньский день (был уже июнь). Он сообщал, что кроме нас пригласил свою кузину мисс Пул, так что мы могли бы вместе нанять извозчика, который и довезет нас до его дома.