Кто же мог представить себе, что речь зайдет о Вагнере. Но это стало для нас вроде проклятия. Сейчас я думаю, что мы должны были отказаться от его предложения и, как и планировали сначала, пригрозить ему ножами и просто отобрать хлеб. Тогда бы никаких проблем не возникло.
– А возникли какие-то проблемы?
Я опять потер глаза внутренней стороной запястья.
– Ну да, – ответил я, – однако это не какая-нибудь конкретная проблема, различимая гла-зом. Тот случай стал рубежом, за которым все начало медленно меняться. А изменившись еди-ножды, уже больше не стало прежним. В результате я вернулся в университет, успешно его за-кончил, работая в адвокатской конторе, стал готовиться к экзамену по праву. Познакомился с тобой, женился. Ситуация, в которой я мог бы повторно напасть на булочную, осталась позади.
– И вся история?
– Да, вся, – сказал я и допил пиво.
Теперь все шесть банок стояли пустые. В пепельнице валялись шесть колец от банок, слов-но оброненная русалкой чешуя.
Однако на самом деле неправдой было бы сказать, что ничего не изменилось. Произошло несколько конкретных вещей, видимых невооруженным глазом. Просто не хотелось рассказы-вать об этом жене.
– А что теперь делает твой дружок? – спросила жена.
– Не знаю, – ответил я. – Почти сразу после того случая наши пути разошлись. И с тех пор мы больше не встречались. Я не знаю, что он теперь делает.
Некоторое время жена молчала. Думаю, она уловила в моей интонации какую-то недоговоренность. Однако не сказала об этом ни слова.
– Но непосредственная причина того, что ваша дружба закончилась, была в том самом на-падении на булочную?
– Наверное. Шок от этой истории оказался намного сильнее, чем может показаться со сто-роны. Мы несколько дней после того только и говорили, что о связи хлеба и Вагнера. Обсужда-ли, правильный ли выбор сделали. Однако к общему мнению так и не пришли. Если здраво рас-суждать, наш выбор был верным. Мы никому не навредили, каждая сторона оказалась, в общем-то, удовлетворена. Ради чего так поступил булочник, я и сейчас не могу понять. В любом случае, он преуспел в деле пропаганды Вагнера, а мы смогли наесться хлеба от пуза. И при всем этом мы чувствовали, что совершили какую-то серьезную ошибку. Ошибка, смысла которой мы так и не поняли, отбросила тень на нашу жизнь. Поэтому я и использовал слово «проклятие». Без сомнения, это нечто вроде проклятия.
– И это проклятие уже исчезло? Эта тень над вами?
Из шести колец от пивных банок, лежавших в пепельнице, я сделал большое алюминиевое кольцо вроде браслета.
– Не знаю. В мире, наверное, полным-полно всяких проклятий. И когда происходит какая-нибудь дрянь, сложно сказать, связано ли это с проклятием или нет.
– Ты не прав, – сказала жена, пристально посмотрев мне в глаза. – Все встанет на свои мес-та, если подумать хорошенько. Пока ты собственными руками не избавишься от этого прокля-тия, оно будет мучить тебя до самой смерти, как больной зуб. И не только тебя, но и меня тоже.
– Тебя?
– Так теперь я с тобой в одной связке, – сказала она. – Вот и наш голод сейчас от этого. До замужества я ни разу не чувствовала такого голода. Тебе не кажется, что это просто из ряда вон? Наверняка твое проклятие теперь нависло и надо мной.
Я кивнул, разобрал браслет из баночных колец и кинул их обратно в пепельницу. Так ли было все, как она говорила, или нет, я не знал. Однако после ее слов мне стало казаться, что она, возможно, права.
Голод, на некоторое время отступивший за пределы сознания, вернулся. И теперь был сильнее прежнего, отчего стала болеть голова, где-то очень глубоко. Спазмы со дна желудка, словно по соединительному проводу, отдавались вибрацией в голове. Будто внутри моего тела появились разнообразные сложные функции.
Я посмотрел на подводный вулкан.