Анастас Иванович пробормотал:
– Товарищи, признаю, что и у меня были ошибки, но непреднамеренные…
Сталин махнул рукой, и зал послушно отреагировал:
– Хватит заниматься самооправданием! Знаем вас, товарищ Микоян! Не пытайтесь ввести ЦК в заблуждение!
Ошеломленный Микоян замолчал и покинул трибуну. Молотов тоже признавал свои ошибки, оправдывался, говорил, что он был и остается верным учеником товарища Сталина. Тот резко оборвал Молотова:
– Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина.
Иначе говоря, вождь даже не захотел выслушивать оправдания. Это был плохой признак. Иногда раскаяние спасало от кары. Сталин часто устраивал такие провокации и внимательно смотрел, как реагирует обвиняемый. Он считал, что, если человек в чем-то виноват, то обязательно себя выдаст. Главное – застать его врасплох.
Но тут стало ясно, что вождь миловать не намерен.
Члены ЦК поняли: карьера Молотова подошла к концу.
Разделавшись с соратниками, Сталин сказал, что нужно решить организационные вопросы, избрать руководящие органы партии. Достал из кармана френча собственноручно написанную бумагу и сказал:
– В президиум ЦК можно было бы избрать, например, таких товарищей…
Он огласил длинный список. В него вошли все члены политбюро старого созыва, кроме уже очень больного Андрея Андреевича Андреева, бывшего председателя Комитета партийного контроля. Сталин пояснил:
– Относительно уважаемого Андреева все ясно: совсем оглох, ничего не слышит, работать не может. Пусть лечится!
Вождь включил в президиум ЦК ряд новых и сравнительно молодых партработников вроде Леонида Ильича Брежнева. Сталин хотел к ним присмотреться. Готовился заменить ими старое руководство.
Столь же неожиданно для присутствующих предложил избрать Бюро президиума ЦК (этот орган раньше не существовал и уставом партии не был предусмотрен) – по аналогии с уже существовавшим Бюро президиума Совета министров СССР.
В Бюро вождь включил, помимо себя, своих заместителей в правительстве – Берию, Булганина, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Сабурова, а также секретаря ЦК Хрущева.
Молотова в Бюро президиума ЦК Сталин не включил. Как, впрочем, и Микояна. Что касается Ворошилова, то маршал, похоже, оказался в Бюро президиума случайно. Список Сталин составил сам, ни с кем не советуясь. Похоже, рука по привычке вывела знакомую фамилию некогда очень близкого ему человека. После пленума, увидев Ворошилова в списке членов бюро, Сталин изумленно спросил:
– Как так получилось? Как это пролез Ворошилов в состав Бюро президиума?
Никита Сергеевич Хрущев вспоминал, что присутствовавшие переглянулись и кто-то робко заметил:
– Вы же его сами назвали, когда выступали.
– Не понимаю, как это получилось, – недовольно повторил Сталин.
Когда приступили к выборам секретариата ЦК, Сталин опять зачитал фамилии секретарей. Но себя не назвал. Сидевший в президиуме Маленков протянул руку в направлении трибуны, где стоял Сталин. Из зала раздался хор голосов, так как жест был всем понятен:
– Товарища Сталина!
Вождь негромко произнес:
– Не надо Сталина, я уже стар. Надо на отдых.
А из зала неслось:
– Товарища Сталина!
Все встали и зааплодировали. Сталин махнул рукой, призывая успокоиться, и сказал:
– Нет, меня освободите от обязанностей и генерального секретаря ЦК, и председателя Совета министров.
Все изумленно замолчали. Маленков поспешно спустился к трибуне и сказал:
– Товарищи, мы должны все единогласно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь генеральным секретарем.
Опять началась овация и крики:
– Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!
Сталин прошел к трибуне:
– На пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей генерального секретаря и председателя Совета министров. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого!
Поднялся маршал Семен Константинович Тимошенко, бывший нарком обороны:
– Товарищ Сталин, народ не поймет этого. Мы все, как один, избираем вас своим руководителем. Иного решения быть не может.
Зал, стоя, аплодировал. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой, словно в досаде:
– Ну ладно, пусть будет и Сталин.
От должности генерального секретаря формально отказались. Сталина избрали «простым» секретарем ЦК КПСС.
После ХIХ съезда партии, 18 октября 1952 года, Молотова освободили и от наблюдения за работой Министерства иностранных дел.
Сталин почти не собирал президиум ЦК в полном составе, а создавал для решения тех или иных проблем пятерки, шестерки, тройки. И получалось, что член президиума Молотов не входил в эти тройки и пятерки. Это означало, что ему не присылали никаких материалов, не звали на совещания, не спрашивали его мнения. Сталин ему не звонил и к себе не приглашал.
Один из помощников Вячеслава Михайлович рассказывал:
– В те времена на него просто жалко было смотреть.
Молотов понимал, что все еще только начинается. Самое страшное впереди.
21 января 1953 года Полине Семеновне Жемчужиной, отбывавшей ссылку, предъявили новые обвинения. На сей раз следователи МГБ инкриминировали ей более серьезные преступления, что позволяло уже навсегда упрятать ее в ГУЛАГ. Ее собирались судить по статье 58-1«а» (измена Родине, а не подготовка к измене, как в прежнем приговоре), статье 58–10 (антисоветская пропаганда и агитация) и статье 58–11 (организационная деятельность, направления к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений).
Жену Молотова хотели пристегнуть к «делу врачей», обвиняемым по которому грозил смертный приговор, за счет этого нарастив, укрупнив этот «сионистский заговор». Сталин заподозрил, что Молотов – американский шпион, его завербовали во время поездки в Соединенные Штаты…
Линия вторая. Прощание с гармонистом
Ветераны – Молотов, Микоян, Ворошилов – надоели Сталину. Он хотел видеть вокруг себя новых людей. Методично отстранял ветеранов от власти. Лишал ключевых должностей. Подрывал их авторитет.
Сам вождь постарел и устал. Возраст и состояние здоровья не позволяли ему полноценно заниматься делами страны. Но снимать, сажать и расстреливать он еще мог. Однажды ночью, собрав соратников у себя на даче, предупредил:
– Вы состарились. Я вас всех заменю.
После его смерти Председатель Президиума Верховного Совета СССР маршал Ворошилов беседовал с Василием Сталиным – отчитывал того за алкоголизм. Заметил:
– В последние годы у твоего отца были большие странности. Он называл меня английским шпионом.
Проживи Сталин подольше, некоторые члены президиума ЦК тоже попали бы в расстрельный список.
Вождь не знал как избавиться от Андрея Александровича Жданова, который одно время был вторым человеком в партии. После ХVIII (1939 год) съезда именно ему Сталин поручил формировать партийный аппарат. До Жданова всеми партийными делами ведал Каганович. Когда он в тридцатые годы замещал Сталина, то даже сидел в его кабинете. Но на ХVIII съезде Лазаря Моисеевича впервые не избрали секретарем ЦК…
Сталину несложно было избавиться от кого угодно. Трудность состояла в том, что имя Жданова было связано с крупными акциями, которые нельзя было подвергать сомнению – они определили духовную атмосферу в стране после войны.
Самые знаменитые из них появились уже через год после победы, в 1946 году, – «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (14 августа), «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (26 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (4 сентября). В результате Анну Ахматову и Михаила Зощенко исключили из Союза писателей, а вторую серию фильма «Большая жизнь» за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей» запретили.