Четверо в черных военных комбинезонах, со скрытыми масками лицами выпрыгивают из задних дверей фургона и бегут к комнатам мотеля напротив нас. Один из них несет толстый металлический цилиндр. Он выбивает замок, дверь распахивается. Двое с револьверами наготове врываются в номер, остальные их прикрывают.
Напряженная тишина.
– Чисто! – раздается крик изнутри.
Один из вооруженных людей выходит на улицу и рукой подает какой-то сигнал, качая головой. За ним выходят остальные оперативники, уступая место троим помощникам шерифа, вслед за которыми в номер мотеля входит высокая женщина в куртке и ковбойской шляпе. У нее загорелое обветренное лицо с разбегающимися от глаз морщинками – это я вижу даже через всю стоянку.
Заглянув в комнату, она возвращается и осматривает машины на стоянке. Она указывает на одну из них, и помощник шерифа диктует ее номер по рации. Все молчат, поэтому его голос разносится на всю стоянку.
Мужчина, велевший мне убраться, расслабляется и выходит из-за дверцы машины. Заметив мое отражение в боковом зеркале, он оглядывается.
– Разве я не сказал вам идти к себе?
– Я… не могу. – Я показываю на помощников шерифа у двери. – Вряд ли они меня пустят.
Ему требуется некоторое время, чтобы осознать услышанное, я тоже продолжаю обдумывать происходящее.
– Твою мать! – Он щурится. – Вы, что ли, доктор Крей?
– Да, Тео Крей. Что здесь происходит?
Его рука касается бедра, там его револьвер. Он не вынимает его, просто кладет ладонь на рукоятку.
Его голос негромок, но отчетлив.
– Доктор Крей, могу ли я для вашей же безопасности попросить вас медленно поставить ведерко и поднять руки, чтобы я их видел?
Я без размышлений следую его указаниям.
– А теперь встаньте на колени.
На мне шорты, так что гравий больно впивается в кожу, но пока я не чувствую боли.
Он подходит ко мне, не убирая ладони с рукоятки револьвера.
– Я встану у вас за спиной, чтобы убедиться, что вы безоружны.
Я слежу за ним краем глаза. Он тянется свободной рукой к другому бедру.
– Могу я ради безопасности надеть на вас наручники?
– Хорошо.
У него оружие, так что я не уверен, что могу сказать «нет». Я слишком испуган, чтобы спросить, почему он считает наручники необходимыми.
Холодная сталь быстро, не причиняя боли, защелкивается на моих запястьях, после чего он спрашивает:
– Я приподниму вам рубашку, хорошо?
– Ладно, – бормочу я.
Мою спину обвевает прохладный воздух Монтаны.
– Теперь я ощупаю карманы.
– Окей.
Он кладет руку мне на плечо, прижимая меня к земле, проводит рукой по моим карманам.
– Что там у вас?
Я в панике, в голове пустота.
– Ключ от номера. Бумажник. Телефон.
– Что еще?
Я боюсь дать неверный ответ.
– Эм… Мультитул[4].
Я чувствую запах латекса, когда он натягивает перчатки.
– Можно вынуть все это из ваших карманов?
– Да, да… Конечно.
В кино в таких ситуациях обычно кричат, а этот человек обращается ко мне тоном врача. Он не повышает голоса, он не угрожает.
Он вынимает все из моих карманов и кладет в паре метров от меня. Близко, но мне не дотянуться.
– Вам придется немного подождать здесь, пока мы с этим разберемся.
– С чем разберетесь?
Вместо ответа он подносит пальцы ко рту и громко свистит. Женщина в ковбойской шляпе оглядывается на звук. Прищурившись, она смотрит на меня.
– Крей? – кричит она.
Мужчина кивает, я почему-то тоже киваю.
До сих пор все разворачивалось со сбивающим с толку спокойствием медосмотра. Теперь события разгоняются: все усилия и внимание, раньше сосредоточенные на моем номере в мотеле, теперь как пушечное дуло направлены на меня.
На меня смотрят десятки глаз.
Некоторые очень злые.
Меня внимательно разглядывают. Оценивают.
И я ни черта не понимаю почему.
– Что происходит? – снова спрашиваю я.
Женщина в ковбойской шляпе быстро направляется ко мне. Подойдя вплотную, она смотрит на меня сверху вниз, как на лабораторный образец. На ее поясе посверкивает лезвие кинжала.
– Он пытался сбежать? – спрашивает она, немного растягивая слова, не отрывая от меня взгляда.
– Нет, он был очень сговорчив.
– Хорошо. Доктор Крей, если вы продолжите с нами сотрудничать, то все это скоро закончится.
То, как она это произносит, ничуть не обнадеживает.
Глава 3. Образец
Я ученый. Я наблюдаю. Анализирую. Делаю предположения. Проверяю их. Может, я и умный, но в данный момент этого обо мне никак не скажешь.
В детстве, читая комиксы, я хотел быть Бэтменом – детективом Темным Рыцарем, но больше всего общего у меня было с Наблюдателем[5] – лысым типом в тоге, возникавшим в марвеловских комиксах только для того, чтобы… наблюдать.
Вот и сейчас я наблюдаю за собственной жизнью, как за растущей и спадающей цифровой последовательностью на экране моего компьютера при поиске корреляции.
Детектив Гленн, тот, что был у мотеля, сидит напротив. Мы просто разговариваем. Мы оба избегаем очевидных вопросов вроде того, зачем у меня на руках пластиковые пакеты.
По-моему, технически я не арестован. Насколько понимаю, я сам на все это согласился – не сразу, но постепенно. Кажется, это они и подразумевают, когда говорят, что кого-то задержали, чтобы задать вопросы. Наручники сняли, как только Гленн усадил меня за стол, но пакеты по-прежнему прилеплены скотчем к моим запястьям. Я чувствую себя испытуемым.
Гленн так спокоен, и это обезоруживает, так что я то и дело забываю, как я тут оказался: меня привезли в наручниках на заднем сиденье полицейского автомобиля, на мушке пистолета и под злыми взглядами, которым у меня не было никакого объяснения.
Я наблюдаю за Гленном, он за мной, при этом мы вежливо разговариваем о погоде в Монтане и зимах в Техасе. У него поредевшие светлые волосы и внимательные серые глаза на обветренном лице игрока в бейсбол, угадывающего следующий бросок соперника. Несмотря на шотландскую фамилию, внешне он больше похож на голландца.
Я еще раз пытаюсь узнать, в чем дело, и слышу в ответ всего лишь: «До этого мы еще дойдем. Сначала надо кое-что прояснить».
Я предлагаю прояснить все, что смогу, прямо сейчас, но он отказывается, не проявляя интереса к моим показаниям. Хотя если вспомнить о двух дюжинах стражей порядка, нагрянувших ко мне в мотель, и о том, в каком положении сейчас мои руки и ноги, то есть подозрение, что я им все-таки интересен.
В дверь стучится брюнетка в лабораторном халате. Гленн жестом приглашает ее войти.
Она ставит на стол ящик с инструментами, надевает маску, закрывающую нос и рот.
– Работает? – спрашивает она, указывая на видеокамеру в углу, на которую я не обратил внимания.
Гленн утвердительно кивает.
– Хорошо.
Она поворачивается ко мне и снимает с моих рук пакеты. По всему пакеты были нужны, чтобы сохранить какие-то улики у меня на ладонях. Но какие?
– Мистер Крей, сейчас я возьму образцы. – Она обращается ко мне громко, полагаю, чтоб было лучше слышно на записи.
Она разглядывает мои ногти, показывает их Гленну, тот наклоняется и присматривается.
– Вы очень коротко стрижете ногти. Зачем?
– Хитридиомикоз, – объясняю я.
– Хитро… – Он даже не пытается это правильно произнести. – Это что, болезнь?
– Да. Грибковое заболевание.
Лаборантка роняет мою руку:
– Это заразно?
– Да, – отвечаю я, удивленный ее реакцией. – Если вы земноводное. У меня этой заразы нет. Но я посвящаю много времени изучению лягушек в различной среде. Вот и приходится осторожничать, чтобы не стать переносчиком.
Гленн делает запись в блокноте.
– Вот, значит, для чего вы купили три дня назад новые ботинки?
Я не спрашиваю, откуда это ему известно.
– Да. Все, что не подлежит стерилизации, я уничтожаю и заменяю на новое. Может быть, я перебарщиваю с осторожностью, но некоторые считают, что сокращение численности амфибий связано с тем, что ученые ненамеренно распространяют поражающие их заболевания.