– А как ты выяснил, что он левша?
– Пятна детской слюны на правом плече. Именно так будет у левши. Ты же тоже левша: как бы ты держала младенца?
Маргарет задумалась и даже притворилась, что поднимает ребенка на руки. Ее инстинктивным движением было приложить его к правому плечу.
– Признаю́, это умно́, – сказала она. – Но ты не можешь знать наверняка. Все это только предположения.
– Да, но предположения обоснованные. Весь смысл ТЕМЕ в том, что одна мелочь может направить тебя не туда, но, чем больше мелочей, тем больше вероятность, что твои догадки верны. Например, обувь и обручальное кольцо вместе означают Восточную Европу.
Тут к спящему подошла женщина с младенцем и заговорила на незнакомом нам языке. Мужчина улыбнулся, взял ребенка, приложил к правому плечу и левой рукой похлопал его по спинке. Маргарет понаблюдала, как супруги обмениваются быстрым поцелуем и выходят из зала.
– Когда-нибудь я научусь, – заявила она.
– Чему? Управляться с младенцем?
– Очень смешно! – Она ткнула меня кулаком. – Нет, вот так вот читать людей. Как ты.
Неделей спустя Маргарет была у меня, а мама готовила свой особый воскресный соус к спагетти. Это легендарный семейный рецепт: соус булькает на медленном огне целый день, наполняя весь дом невероятно аппетитным ароматом.
– Пахнет изумительно, миссис Бэйтс, – сказала Маргарет, входя в кухню.
– Спасибо, – отозвалась мама. – Может, ты останешься на ужин?
– На такой ужин? Останусь с превеликим удовольствием!
– Предупреди родителей. Отец Флориана уже едет домой из аэропорта, так что ужинать будем примерно через час.
Папа уезжал по делам, его не было почти всю неделю. Когда он сел за стол, то даже не успел ничего нам рассказать – Маргарет опередила его:
– Хорошо поиграли в гольф в Калифорнии?
– Ну, удовольствие я получил, – ответил папа, – хотя играл ужасно.
Маргарет кивнула и заметила:
– Чужими клюшками трудно играть хорошо. По крайней мере мой папа так говорит.
Она пыталась сохранять невозмутимый вид, но, обернувшись и увидев выражение моего лица, не удержалась от широченной ухмылки.
– Откуда ты узнала, что папа был в Калифорнии? – спросил я. – И как вычислила, что он играл там в гольф? Этого даже я не знал, так что не мог тебе рассказать.
– И каким образом ты определила, что я пользовался чужими клюшками? – добавил отец.
Маргарет сияла, глядя на наши пораженные лица:
– Просто применила ТЕМЕ. Только и всего.
Глава четвертая. Копиист
Мы так и сидели в молчаливом изумлении, пока мама не расхохоталась.
– Ну наконец-то, – восхищенно заметила она, – кто-то проделал с Флорианом то же самое, что он постоянно проделывает с нами.
Я тоже рассмеялся. Я просто поверить не мог: Маргарет воспользовалась ТЕМЕ, чтобы вычислить, что мой отец одолжил чьи-то клюшки для гольфа, будучи в Калифорнии. И я даже не представлял, как ей это удалось. Я так и таращился то на нее, то на отца, пытаясь сообразить, что за зацепки она заметила.
– Лучше расскажи ему, как ты это сделала, – посоветовал отец, – пока его мозг не взорвался.
– Да, пожалуйста, – попросил я. – Я в полном тупике.
Еще мгновение Маргарет понежилась в лучах славы, а затем приступила к объяснениям:
– Прежде всего – поездка в Калифорнию. Я поняла еще прежде, чем мы сели за стол. Мистер Бэйтс положил кейс на столик в прихожей, и из кармашка торчал край «Лос-Анджелес таймс», – она повернулась к отцу: – Думаю, вы читали ее в самолете на обратном пути.
– Само собой, читал, – подтвердил папа. – Очень неплохо.
– Но этого недостаточно, – возразил я, подняв руку. – То, что у папы есть лос-анджелесская газета, еще не означает, что он сам был там. Мы каждое воскресенье получаем «Нью-Йорк таймс», не ездя за ней в Нью-Йорк. «Лос-Анджелес таймс» продается в аэропортах по всей стране.
– Верно, но ТЕМЕ говорит о совокупности мелочей, – отозвалась Маргарет. – А ты не дал мне закончить. На кейсе твоего папы есть бирка. И на ней написано: «ХМОЛА».
– «Хмола»? Что это?
– Не знаю, но, уверена, «ЛА» там означает «Лос-Анджелес». Может, «Художественный музей обществ Лос-Анджелеса».
– «Художественный музей округа Лос-Анджелес», – поправил отец. – Это мои новые клиенты. Последние три дня я изучал их протоколы безопасности.
– И так ты вышла на Калифорнию, – сказала мама. – Но откуда ты узнала, что он играл в гольф?
– Его выдали руки.
Отец поднял руки, и я тут же все увидел.
– Правая загорела, а левая бледная, – я покачал головой. – И как я мог это прошляпить?
– Да, Флориан, ну как ты мог это прошляпить? – укорила мама и, повернувшись к Маргарет, шепнула: – А что он прошляпил?
– Когда играешь в гольф, надеваешь одну перчатку, – объяснила наша гостья. – И, если достаточно много играть, за короткий срок на солнце загорит только одна рука.
Мама с подозрением глянула на отца и поинтересовалась:
– Ну и сколько именно времени ты посвятил гольфу, изучая протоколы безопасности?
Папа ухмыльнулся:
– Разве я виноват, что директор музея любит поговорить о работе за игрой в гольф?
– По-прежнему непонятно, как ты узнала о том, что отец брал у кого-то клюшки, – сказал я.
Маргарет улыбнулась:
– Это-то оказалось легче всего. Мы же все присутствовали здесь, когда твой папа приехал домой. У него с собой были чемодан и ручной кейс…
– …а клюшек не было, – докончил я.
– Не-а. Значит, ему пришлось у кого-то их там одалживать.
Блестяще! На самом деле – даже лучше, чем блестяще. Идеально. Маргарет взяла мою фишку и превратила ее в нашу фишку. До сего момента практическая ценность ТЕМЕ сводилась к тому, что этот метод помогал осваиваться на новом месте, когда мы с семьей переезжали. Но в тот день теория стала чем-то бо́льшим. Она превратилась в занятие для двоих.
К примеру, во время поездок в метро мы развлекались такой игрой: смотрели, кто что держит в руках, и пробовали на основании одного этого предсказать, кто выйдет на следующей станции. Однажды мы сидели на ступенях мемориала Линкольна и пытались вычислить, какой из туристов из какого штата, глядя на их одежду. Чем больше мы играли, тем лучше у нас получалось. Но мы не старались специально развивать свои навыки, чтобы сделаться шпионами, детективами или кем-то вроде. Нам просто было весело.
До тех пор, пока мы не увидели его.
Это случилось двадцать девятого июля. Я запомнил, потому что это был день рождения Маргарет. В качестве подарка моя мама устроила для нас экскурсию по музейному закулисью. Она провела нас в студию, где работает, показала всякое хайтековое оборудование и даже дала посмотреть на свежеполученного Пикассо, которого еще не выставили. Было жутко круто. Выйдя из студии, мы оказались в галерее импрессионистов.
Мы прошли мимо художника, который копировал картину Моне «Женщина с зонтиком».
– Он реставратор, как твоя мама? – спросила Маргарет.
– Нет, – ответил я. – Он копиист.
– В смысле фальсификатор?
– Фальсификация – это когда ты выдаешь свою работу за оригинал, – объяснил я. – А копиисты – это художники, которые практикуются, перерисовывая чужие работы. Отличный способ учиться у мастеров. С него начинали большинство великих художников.
– Так он здесь не работает?
– Нет, просто получил от музея разрешение. Не думаю, что это было трудно, потому что он действительно хорош. Его картина – точь-в-точь как оригинал.
– Тоже европеец, – заметила Маргарет.
– Точнее, француз, – поправил я. – Это Моне, «Женщина с зонтиком».
– Я не про автора картины! А про того, кто ее перерисовывает. Он европеец, посмотри на обувь.
На копиисте были кеды «Европа», точно как у того типа в первый день, когда я начал учить Маргарет ТЕМЕ.
– Прямо как у Спящей красавицы, – подтвердила она.
Я рассмеялся, но тут кое-что привлекло мое внимание. Человек, которого мы видели в первый день, был молодым отцом в отпуске. Человек перед нами – художником за работой. Поставь их рядом – не найдешь почти ничего общего. Но Теория мелочей привела меня к неожиданному выводу: