Часть первая
Глава 1
Вася Барановский любил свою работу настолько, что готов был ее бросить, потому что не считал себя достойным ее. Он мечтал стать милиционером с детства. Его кумиром был Глеб Жеглов, и «Место встречи изменить нельзя» Вася пересматривал десятки раз. Как и «Знатоков», и «Ларец Марии Медичи». Не удивительно, что после десятого класса Барановский стал поступать в высшую школу милиции, но… Срезался на первом же экзамене по русскому, сделав больше десяти чудовищных ошибок в диктанте (описки и исправления уже никто не считал). Вася страдал от дислексии. И если читал еще более или менее, то писал безграмотно. Занятия с репетитором помогали, но не спасали от провала на диктанте. Пришлось пойти в армию, а затем поступить на коммерческое отделение юрфака. Отучившись там, Барановский стал-таки оперативным работником МВД.
С тех пор прошло шесть лет. Вася разменял четвертый десяток и дослужился до майора. То есть все только начиналось, и Барановский мог уже не карабкаться по карьерной лестнице, а взлетать по ней, но…
Он не думал о чинах и званиях. О повышенной зарплате и пенсии по выслуге. Ментом он стал, чтобы ловить преступников и наказывать их. Как Глеб Жеглов. Тот говорил, что вор должен сидеть в тюрьме, но как упрятать туда, к примеру, депутата? Или его же покарать за избиение? Напился, пустил в ход кулаки, утром протрезвел, всем дал денег, чтоб «инцидент» замяли, и кому какое дело до справедливости?
Вася взяток не брал. Никогда и ни за что. Но не мог не реагировать на давление сверху. Бывало, что ему приказывали закрыть глаза на что-то. Приходилось подчиняться. И за это Барановский себя не уважал. Мог бы стоять до конца. Но не видел он себя Дон Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами. Поэтому и подумывал о том, чтобы уйти из органов…
– Товарищ майор, – услышал Барановский визгливый голос стажера Светозара. Он являлся внуком генерал-полковника МВД по местному округу. Слово «геморрой» ассоциировалось у Васи именно с этим пареньком. – Вы ЭТО видели? – И указал глазами на окровавленный нож, валяющийся возле трупа.
Естественно, товарищ майор видел его. Как и раны на теле покойного. И сделал вывод, что нанесены они совсем другим колюще-режущим предметом.
На вызов они приехали пятнадцать минут назад. В полицию позвонила соседка жертвы, Ирина Андреевна Краснова, дама весьма специфического имиджа. Когда Василий увидел ее впервые, напрягся. Решил, что перед ним не совсем адекватный человек. Но Ирусик (она просила называть себя именно так) оказалась более чем нормальной. Она не просто вела себя спокойно, еще и на все вопросы отвечала четко, по существу.
– Вы хорошо знали соседа? – первое, что спросил у нее Вася.
– Можно сказать, совсем не знала. Он не так давно въехал и держал дистанцию.
– А ключи от своей квартиры он вам оставил, чтоб вы цветы поливали? – Вася видел, что в доме нет растений, но человек, обнаруживший труп, подозревается первым, и его надо прощупать.
– Паша никого из соседей за порог не пускал. Я же сказала вам, что он…
– Держал дистанцию? Помню. Но дружить и оказывать мелкие услуги – две разные вещи.
– Не было у меня его ключей. А у него, как теперь оказывается, цветов. Даже алоэ паршивого. Только куклы…
Да уж. Именно они населяли квартиру.
Куклы стояли в стенке, сидели на кресле, лежали на кровати, а одна… плавала в луже крови, вытекшей из тела Павла Иванова.
– Я увидела незапертую дверь и вошла, – продолжила Ирусик. – Подумала, вдруг случилось что…
– Например?
– Плохо стало человеку. Приступ случился, когда он домой возвращался с прогулки. Войти успел, а запереться по привычке – нет. Или наоборот: захотел покинуть квартиру, а тут бац – давление скакнуло…
– Об ограблении мыслей не было? Обычно, если соседи видят незапертую дверь, думают, что ее вскрыли.
– Да что у Паши брать?
– Вы же не знали, что у него есть.
– Да, но у нас тут олигархи не живут. А телевизоры да микроволновки кому сейчас нужны?
– И все же потерпевший поставил дорогущую немецкую дверь с двумя замками и цепочкой, – пробормотал Василий. Он говорил не со свидетельницей, а с самим собой. Но она услышала его.
– Мне это сразу показалось странным. Думала первое время, что Паша хочет отгородиться ото всех, и запоры ему психологически помогают. Но когда я поняла, что у него бывают гости, усомнилась в своих выводах…
– Значит, бывали гости?
– Редко, но да.
– Что за люди?
– Обычные. Мужчины, женщины. Заходили на некоторое время к Паше. Максимум на полчаса. Проводив их, он сразу запирался.
Все то время, что они беседовали, Ирина Андреевна водила носом. Вася не выдержал, спросил:
– К чему принюхиваетесь?
– Кошачьей мочой все равно пахнет, – сказала она. – Но не пойму, откуда.
И не успел Барановский оглянуться, как Ирусик, хрустнув коленями, брякнулась на четвереньки и заглянула под кровать.
– Нашла, – выкрикнула она и вытащила из-под нее обувную коробку.
– Ирина Андреевна, – гаркнул на женщину Барановский. – Вы на месте преступления находитесь, не смейте тут ничего трогать!
– Поздно, я уже, – с виноватым видом пробормотала она. – Извините.
Василий помог женщине подняться на ноги, а сам присел на корточки. Коробка была новой, и пахло не от нее – из нее. Воняло, если точнее. Откинув крышку, Барановский заткнул нос. Источником «аромата» была кукла. Замусоленная, в грязном платье, со сбитыми волосами. И все же она была прекрасна. Чудесное личико, очень реалистичное, с восторженными карими глазами. Пухлые, чуть напряженные ладошки… Так и хочется чмокнуть в ямочки на них. Как будто ребенок увидел свое любимое лакомство, приготовился взять его, но по воле какой-то злой волшебницы обратился в куклу.
– О, я узнаю ее, – встрепенулась Ирусик. – Один из котов бывшей хозяйки этой квартиры вечно с ней таскался. Даже спал. Нашел где-то на помойке, когда еще дворовым был. Соседка его приютила вместе с этой игрушкой – ни в какую не хотел из зубов выпускать.
– Это заметно, – вздохнул Вася, заметив царапины на личике и теле куклы. Она была изготовлена не из резины или пластика. Скорее, из папье-маше. Как венецианские маски.
– Я все понимаю, Павел любил кукол, но эту я бы на его месте выкинула. Воняет же.
– Думаю, он собирался ее реставрировать, но руки не доходили.
– Скорее, денег не хватало, – услышал он голос стажера и, как обычно, внутренне передернулся. Ну до чего же противный тембр! – Чтобы реставрировать старинную куклу, нужно потратиться.
– А ты откуда знаешь?
– Моя тетка коллекционирует антикварных пупсов. По всем блошиным рынкам ищет их. В какой город или страну ни приедет, сразу туда. Когда находит, берет в любом состоянии. Если в ужасном, несет к специалисту. И тот еще думает, браться за реставрацию или нет. Интересно ему или не очень. Если заказ принимает, то дерет… – Святозар покачал головой, но его зафиксированная гелем высокая прическа осталась статичной. – А у нее всего лишь пупсы. У них ни волос, ни одежды, лежат себе в конвертиках. Тут же работы в полтора раза больше.
– Выкинуть тряпье и новое пошить, – фыркнула Ирусик.
– Если это «родное» платье, нельзя ни в коем случае. Его стирать-то с осторожностью надо. И лучше, чтоб это делал профессионал.
– Ты в теме, это хорошо, – порадовался Барановский, но, как оказалось, зря.
– Это все, что я знаю.
– Позвони тетке, попроси приехать.
– Она сейчас в Стамбуле, рыщет по базарам. Вернется на следующей неделе. Но я могу спросить у нее номер реставратора.
– Действуй.
Стажер кивнул и унесся. А Ирусика Василий передал второму своему подчиненному, Славику. Сам же остался в спальне и стал рассматривать кукол. Все они были редкими. Не Маши или Даши советского периода и не Барби и Синди. Штучные. По большей части принцессы: с высокими прическами, в пышных платьях. Но имелась одна красноармейка. Худенькая, смуглая, похожая на казашку, с двумя косицами, в пилотке со звездой и косоворотке. Ее, скорее всего, произвели в тридцатых годах прошлого века. Она навскидку была самой молоденькой. Остальные гораздо старше. Но все в идеальном состоянии.