– Доброе утро, пап. Спасибо за блинчики! – сказал Уильям.
Памела пила чай, и Уильям почувствовал легкий укол в сердце, когда увидел, какую чашку она выбрала. Это была блестящая синяя чашка с ручкой в форме снежинки.
– О, – сказал он. – Это была… Эта чашка принадлежала…
Памела замерла.
– О, Уильям, прости. Я снова взяла ее… – сказала она и поставила чашку на стол. – Я совсем забыла, что она принадлежала… Что это особенная чашка.
– Все в порядке, – сказал Уильям.
Он знал, что ведет себя немного глупо, но каждый раз испытывал странное чувство, когда Памела прикасалась к тому, что когда-то принадлежало его маме.
Он вспомнил, что папа хотел отдать эту чашку, когда собирали пожертвования на благотворительность. «Это всего лишь чашка, Уиллипус», – тихо сказал он ему. Но Уильям был не готов расстаться с ней, хотя он никогда не видел, как его мама пьет из нее. Когда она умерла, он был так мал, что едва мог помнить ее. Но он знал, что мама когда-то держала ее в руках – и этого было достаточно, чтобы беречь синюю чашку с ручкой в форме снежинки.
Уильям улыбнулся Памеле.
– А теперь настало время второй Рождественской Традиции Трандлов – мытья посуды, – сказал Боб, бросил Уильяму и Бренде чайные полотенца со снежинками и усмехнулся, глядя, как вытянулось лицо Бренды.
Как только сковородки и тарелки были убраны на место, Боб выложил на стол адвент-календари[2] Уильяма и Бренды, и они тут же начали искать дверцу номер четырнадцать.
– Нашел! – воскликнул Уильям и открыл картонную дверцу.
– Я тоже! – сказала Бренда и сунула шоколадку в рот.
– До Рождества всего десять дней! – радостно воскликнул Уильям.
Бренда уставилась на него.
– О, нет! – простонала она. – Сегодня четырнадцатое декабря. Это значит, меня заберет папа!
Она уныло откинулась на спинку стула, и Уильям заметил намек на возвращение прежней угрюмой Бренды.
– Фу! Так нечестно, что это Рождество я должна провести с ним! – возмутилась она.
– Должна? – спросил Уильям.
– Боюсь, что так, Уильям, – подхватила Памела. – Мы с папой Бренды договорились, что она будет встречать Рождество по очереди то с ним, то со мной. В прошлом году она была со мной, так что…
– Сейчас папина очередь! – вздохнула Бренда.
На мгновение наступила грустная тишина.
– Долой грусть! – пропел Боб. – Выжмем по максимуму из каждой секунды, которую ты проведешь с нами! Будем, пока можно, праздновать Рождество вчетвером, вместе, как заведено у Трандлов! – Он взял стоявший на столе красивый снежный шар на вырезанной вручную деревянной подставке. Внутри шара был уютный бревенчатый домик. Боб перевернул шар и снег закружился. Волшебное зрелище! – Будем печь пироги с изюмом, петь песни, жарить каштаны…
– И оладьи, пап, не забудь про оладьи! – добавил Уильям. Они с Брендой смотрели, как снег опускается на домик внутри стеклянного шара.
– И оладьи! Как хорошо, что ты напомнил, Уильям. О, Бренда, у нас достаточно веселых затей, чтобы развлекать тебя. Так что не волнуйся. И даже если Рождество с твоим папой кажется тебе таким ужасным, оно промелькнет так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь. Так всегда бывает. А потом мы будем ждать следующего Рождества, которое без помех встретим все вместе, вчетвером.
Из-под кухонного стола донесся громкий лай.
– Впятером! Прости, Злыдень, – поправил себя Боб, опустил руку под стол и погладил лохматую голову их приемного пса.
– Бренда, ты и не заметишь, как снова вернешься домой. Я говорил это тысячу раз, но скажу снова: каждая секунда, отделяющая тебя от одного Рождества…
– …приближает тебя к другому Рождеству! – хором подхватили они и расхохотались.
– Вот так-то! Продолжай улыбаться, Бренда. Это ведь Рождество! – воскликнул Боб и приступил к сольному исполнению «Двенадцати дней Рождества»[3].
– Неужели твой отец такой уж плохой? – вполголоса спросил Уильям, когда Боб закружил Памелу по кухне.
– Ну, вот у тебя папа веселый, он любит Рождество, всегда говорит правду, уважает твои чувства, знает, что тебе нравится, говорит тебе, как он тебя любит…
Они посмотрели на Боба, который, продолжая петь, споткнулся об искусственные оленьи рога.
– Да, это так! – согласился Уильям.
– А помнишь, у нас в школе были «дни наоборот» и мы должны были говорить, что все наоборот? Что верх – это низ, лево – право, а хорошее – это плохое?
– Ага.
– Так вот, мой папа – это как твой папа-наоборот! – объяснила Бренда, открывая дверцу номер пятнадцать в своем адвент-календаре и засовывая в рот шоколадку.
– О-о, – протянул Уильям, но решил, что сейчас явно не самый подходящий момент, чтобы сказать ей, что не следовало этого делать.
– Я не видела его почти целый год. Но и это еще не все. – Бренда глубоко вздохнула. – Прежде чем за мной заедет папа, ты должен кое-что о нем узнать…
Но как только Бренда собралась рассказать Уильяму о…
Ее голос исчез.
Да, верно!
Ее губы шевелились, но казалось, что кто-то случайно нажал на кнопку «без звука».
– Что? Я тебя не слышу! – воскликнул Уильям. То есть, попытался воскликнуть: его голос тоже пропал!
Они огляделись и увидели, что в кухне царит полная тишина, как будто что-то высосало все звуки. Не было слышно ни журчания воды в раковине, ни рождественских песенок Боба, ни звона колокольчика на его свитере!
Это было даже больше, чем тишина. Как будто кто-то прикрутил громкость в ушах Уильяма, и звук, достигнув нулевой отметки, продолжал двигаться дальше.
И тут Уильям заметил еще кое-что
Из окна кухни он увидел стаю голубей, которые только что взлетели, но теперь висели в воздухе совершенно неподвижно.
Снежинки тоже застыли и висели, будто подвешенные на невидимой нити. Злыдень застыл у окна, распахнув пасть в беззвучном лае. Единственными, кто продолжал двигаться, были Уильям, Бренда, Памела и Боб!
Боб повернулся, и тарелка, которую он вытирал полотенцем, повисла в воздухе. Памела вскрикнула, увидев такое необычное зрелище, но из ее рта не вырвалось ни звука. Она опрокинула свою чашку с кофе, но та не упала на пол, а застыла.
КАК СТРАННО! – подумал Уильям, подъезжая к окну. Это было идеально тихое утро. Грегори у соседней двери замер в полу-прыжке над батутом, самолет завис на небе. Даже секундная стрелка в кухонных часах не двигалась, будто под воздействием магии само время остановилось!
На лице Уильяма помимо его воли появилась улыбка.
– Что это? – произнесла Бренда одними губами, не понимая, чему он так радуется.
Уильям радовался, потому что прежде уже сталкивался с такой магией. Он знал, что в мире есть только одно существо, способное сделать что-то подобное. Кто-то, кто собирается появиться в следующей главе…
Глава вторая
Воссоединение
С неба донеслось громкое
– Смотри! – воскликнул Уильям и указал вверх. Его голос вернулся.
Небо осветила вспышка молнии, из облаков вынырнули великолепные красные сани. Их появление сопровождалось взрывом музыки и экологически чистым сиянием. Сани тянули за собой девять совершенных созданий, которые мчались по воздуху галопом, как будто он был плотным, как бетон под колесами кресла Уильяма. Восемью из этих созданий были, как ты наверняка уже догадался, восхитительно-волшебные летающие олени. Но создание, которое их возглавляло, было еще более невероятным.
Еще более редким!
Еще более… посмотри, как называется эта книга.
Это был СНЕГОЗАВР!
Его голубая чешуя сверкала, как звезды, а мчащиеся галопом лапы отталкивались от облаков. Он летел по воздуху, как будто у него были крылья. Но, разумеется, Снегозавру, чтобы летать, крылья не были нужны.
Ему достаточно было веры Уильяма.
– Хо-хо-хо! – прогремел самый веселый голос на свете, и Снегозавр с восторженным воплем накренился вправо, и сани совершили безупречную посадку в саду Трандлов.
Безупречную, если не считать, что они повалили соседский забор, сорвали сетку с футбольных ворот Грегори, слегка придавили их садовый сарай и оставили следы полозьев на овощной грядке Боба.